-- Что сделал со мной? А! Что сделал?! Так сильно ударил, что задница в живот ушла! Как жить теперь буду?! Дай вина, а то умру! -- кричал он.
Кучум дохохотал до слез, махнул рукой, чтобы принесли вина.
-- А теперь, прошу отведать наше скромное угощение и принять от нас подарки для достопочтенного Абдуллы-хана.
Все расселись на разостланные меж шатрами толстые попоны к расставленным блюдам с угощениями. Нукеры из сотен сибирского хана обосновались чуть в стороне, и туда же подсели прибывшие воины из посольства. Послы сели напротив Кучума, с левой стороны он посадил Карачу-бека, с правой -- племянника Мухамед-Кула. Живя после гибели отца в Кашлыке, юноша заметно подрос, над верхней губой уже пробились едва заметные черные волоски, свидетельствующие о том, что через год, другой он станет мужчиной, воином. Он впервые присутствовал на столь важном собрании как прием послов, и легкий румянец время от времени окрашивал его смуглые щеки, да длинные ресницы чаще обычного вспархивали вверх.
Явился с многочисленными родственниками и Соуз-хан, узнав откуда-то о прибытии бухарских послов. Он был, как всегда, суетен и не сдержан, а после нескольких выпитых пиал вина начал безудержно хвастать:
-- Передайте Абдулле-Багадур-хану, что в моих угодьях водятся самые красивые соболя. Старики говорят, что сам Ульгень, покровитель всех соболей, живет в моем улусе...
-- Что же ты не привез соболиные шкурки в подарок гостям? -- насмешливо спросил его Кучум нимало не обиженный таким бахвальством.
-- Я приехал, чтобы пригласить их в гости, если мой хан позволит.
-- О том гостей спрашивай, -- не глядя в его сторону, как от надоедливой мухи отмахнулся Кучум.
-- Мы с удовольствием заедем к уважаемому... "Соуз-хану",-- подсказал услужливо Карача-бек,-- Соуз-хану, -- добавил молодой посол.
-- А меня, уважаемый, почему не зовет в гости? -- тут же вмешался бегающий меж гостями коротышка-брадобрей.
-- Кто ты такой, чтобы приглашать тебя в гости? -- небрежно проговорил Соуз-хан, оттопырив нижнюю губу. -- Или ты родственник бухарского хана?
-- Уважаемый угадал. Так оно и есть. Мой осел вместе с ханскими жеребцами в одной конюшне ночевал и сильно тосковал. На волю вышел, да и сдох, не будь плох. Я с него шкуру снял, хану нашему за халат поменял. Так в нем и хожу. Дал бы и тебе надеть, да боюсь живот некуда будет деть.
После этих слов все опять дружно захохотали, а Соуз-хан, решив, что смеются над его слишком большим животом, налился краской, побагровел и, вскочив, схватился за кинжал.
-- Ах, ты, недоносок! Смеешь надо мой смеяться! Да я тебя... -- И кинулся за коротышкой, отбежавшим от него на несколько шагов.