Иван Васильевич, видя как разгулялись гости, тихонько встал и направился в свою комнату, никем не сопровождаемый. Но едва успел сесть на лавку, как постучали и тихий голос за дверью прочел молитву, а затем в уже открытую дверь спросили:
-- Разрешит ли государь потревожить его?
-- Входи, входи, владыка Афанасий. Все одно знал, что следом придешь. Поговорим, пока гости гуляют. Старец вошел и, перекрестясь на иконы, остановился посреди комнаты, оглядываясь.
-- Хорошо тут у тебя, спокойно.
-- Да, не Москва, потому и уехал сюда. -- Иван Васильевич подошел под благословение к владыке и, поцеловав тому руку, подвел его к большому креслу, стоящему возле изразцовой печи.
-- Рассказывай, государь, чего задумал. Не верю, будто в монастырь собрался не посоветовавшись со мной.
-- Вот сейчас и посоветуемся и благословишь раба Божия Ивана на иночество, -- с усмешкой ответил тот.
-- Не будет на то моего благословения. Как отцу при многих детях его непозволительно бросать их, и тебе в твои-то лета рано об иночестве помышлять. Да и не думаешь ты о нем,-- старец отстранился от склонившегося над ним царя, -- только все одно не пойму, что у тебя на уме.
-- А тут и понимать нечего. Не хочу больше зубатиться с боярами, потакать им в забавах, кто кого по чину выше и кому где сидеть положено. Ишь, чего задумали -- как кого не уважил, так норовят переметнуться к иному царю, где бы их оценили...
-- Так то обычай издревле идет -- государя себе по чину выбирать,-- с усмешкой ответил митрополит.
-- Обычаи разные бывают. Есть такие, что во вред не только человеку, но и державе всей. Они свои заслуги от дедов и прадедов исчисляют. Ладно бы свои отличия имели, а то ведь, чем гордятся? Доблестью отцов своих к чему сами руки не приложили, пальцем не шевельнули, -- Иван Васильевич все больше сердился, глаза его расширились, левую щеку повело, исказив лицо в неприятном оскале, пальцы судорожно сжимались, и сам того не замечая, брызжа слюной на митрополита, он едва сдерживал гнев, чтобы не заорать.
-- Охлынь, остудись, государь. Господь с тобой, а то прикажу за святой водой послать. Вон расходился-то как, сам на себя не похож. Чего с этими боярами сделаешь? И до тебя иные государи не могли урезонить их. Смирись, вот мой совет. Каждый день да по несколько раз прошу Господа, чтоб мир на землю нашу послал, да видно не скоро тому быть.
-- А я о мире и не думаю! Мне после себя державу оставить нужно единой, как...,-- он помолчал, подыскивая слова, и повернув голову к стене, увидел висевшую на ней кольчугу, кивнул,-- как доспех этот из разных колец сотканный не всякому дано разрушить.