С того дня, как их огромная группа разделилась на маленькие кучки, в их команде стало меньше на трех человек. Пегас говорил, что это небольшие потери. Он придерживался принципа: тех, кого они оставили позади, решили остаться сами.
– Немедленно сдайтесь! – надрывался один из солдат, перекрикивая свист пуль и грохот выстрелов. Сдайтесь, сдайтесь… они слышали это каждый день, будто есть разница – умереть от пули в битве или у стены, с закрытыми глазами, – Выходите с поднятыми руками!
– Эй, уроды! Член пососите! – перекрикнул его другой голос, и это всегда было хуже всего – когда против них выходили не солдаты, но свои же. Такие же люди, тоже, как и они, выбравшие свою сторону – но другую. В молчаливом профессиональном солдате была пугающая решимость, но эти засранцы, возомнившие себя вершителями правосудия…
– Гниды! Твари! Хуесосы! Мы вам щас бомбу кинем!
Диана не выдержала – сорвалась. Покинув безопасное место, она бросилась назад, прочь от шума боя и выстрелов, но пуля настигла её, и не одна. Она упала, подстреленная, прямо рядом с Кирой, который, прижавшись лбом к грязно-зелёной двери автомобиля, пытался по звукам понять, что происходит и как скоро они умрут. Затылок у неё был снесён напрочь, белые волосы превратились в кровавое месиво. Она была красивая, но сейчас – мертвая. А ведь ещё вечером, дежуря, она мурлыкала колыбельную, гладя их головы, покоящиеся на ступенях и друг на друге.
– Одну суку пристрелили! Вы следующие! Горите в Аду, пидорасы!
Кира вслепую, пару раз выстрелил наугад. Пистолет был слишком тяжелым и неудобным, каждый выстрел больно отдавал в запястье, и что-то будто застряло в груди… будто ты в себя стреляешь, не в других. Будто неправильность происходящего приносит тебе – не другим – боль. Может, это Господь гневается на них?
В узкий переулок напротив забились Вадим и старик-Жан, отстреливаясь так же редко и вслепую. Когда народный ополченец в очередной раз разразился оскорбляющей тирадой, старик не сдержался – выглянул, отвечая ему в той же манере, и тоже рухнул, как подкошенный, крича от боли на всю улицу.
Весело, наверное, жителям…
– Кира! Кира!!!
Это его зовут? Да, Вадим показывал на старика-Жана, который упал ближе к Кире, чем к нему, и юноша понял: ждут его помощи, его спасения, его решения. Собственное тело вжалось в холодный, мокрый бок автомобиля, будто пытаясь защититься, остановить владельца от необдуманных поступков – не лезь, дебил, тоже сдохнешь! Но Кира – не Пегас, он так не может, он в первую очередь не солдат, а человек! Он упал на землю и по-пластунски, стирая об асфальт локти и колени, пополз к вопящему от боли раненому, чувствуя, как ласково гладит затылок пелена из пуль.