Последние капли радуги (Янц) - страница 708

– К нам? – Кира почти слышал, как с мокрых перьев на пол капает вода.

– К вам?

– К людям. Мы хотим знать, что дальше.

– Дальше? Бежать.

– Некуда.

– От беды.

– Но почему не к чему-то?

Пегас откинул его руку – прочь от себя, прочь от крыльев, прочь от нежности, коей юноша был полон даже теперь.

– Было бы к чему… есть план?

– А у тебя?

– Ты его знаешь. Но он на самый крайний случай.

– Пегас…

Он схватил попавшуюся под руку футболку, штаны и вышел, бросив полотенце на пол. Футболку Киры забрал – и ладно, хоть ловец не заметил. Юноша подобрал полотенце и увидел под ним что-то крошечное, чёрное, обугленное на полу. Поднял, прижал к груди. Нужна нитка и десять минут. Пегас ведь говорил – в его прежнем ловце перо было не голубиным. Не совиным даже.


Ближе к ночи наступали часы службы. Все знали, что нужно вести себя тихо и проявить уважение к батюшкам, приютившим их. В конце концов, лишь благодаря этим службам они были в безопасности – только священники могли перемещаться по Москве во время военного положения. Если они перестанут молиться, Господь не услышит их и отвернётся от Москвы.

Иногда на службу приходили солдаты, и в подвале смолкал даже шепот. Единственный, кто имел право говорить в эти часы, уже, кажется, вовсе никаким правилам не следовал, даже человеческой физиологии. Когда солдат не было, остальные могли прийти и послушать, но очень-очень тихо.

Кира решил присоединиться к небольшой группе нуждающихся – пять своих и один иностранец, серьезно заметивший, что он тоже имеет право на Божье утешение. А Кире просто хотелось сбежать – находиться с Пегасом в одном помещении было невыносимо. Они слушали, как отец Матвей ведёт службу даже будто не для них – для себя, разговаривает не с ними – с Богом на странном церковном языке. В детстве ты понимаешь его интуитивно. Став взрослым, доходишь до смысла умом. Когда крестился батюшка, за ним повторяли и ребята, но не Кира. Уже нет. И здесь он чувствовал себя неправильно, ощущал потерянность, словно был не на своём месте. Раньше он любил ходить в церковь, но теперь не знал уже, как просить Бога о помощи после всех грехов, что легли на его душу. Когда он обрел иную веру.

Все разошлись, а Кира прошёлся по помещению и остановился у лика Девы Марии и Христа, мерцающих в церковной полутьме. Хорошо здесь всё… хорошо они устроили. Был клуб, стала церковь. Осуждает ли его Богородица, осуждает ли Сын Господь? Или это просто картины, ничем не лучше тех, что пылятся внизу?

– Как она похожа, – тихо заметил отец Матвей, подойдя к нему, – точно вылитая Богоматерь.