– Вам сю… – начала медсестра на входе, но, увидев его лицо, зеркальное тому, что находилось сейчас в одноместной палате, растерянно моргнула, – Вы не…? Как вы прошли мимо…?
– Пропустите, – потребовал Поль, и женщина посторонилась, недоуменно и озадаченно глядя ему в спину.
Полина неподвижно лежала в постели, будто раскрашенная мелом, с закрытыми подрагивающими веками, капельницей в левой руке, растрепанными волосами, разметавшимися по подушке. Безобразие. Поль схватил с тумбочки расческу, и присел на край кровати. Волосы сестре имел право лохматить только он. И колоть имел право только он. И укрывать одеялом – только он. И вообще, Полину нельзя вот так оставлять одну, как нельзя оставлять его одного.
Поль не был полноценным человеком. Все, кто знал их, никогда не говорили, что есть такой парень Аполлон, или такая девушка Аполлинария, нет, это было невозможно, только Поль и Полина, те самые два близнеца, сводящие всех с ума своей одинаковостью.
Поль не был полноценным человеком без сестры, как лето не могло быть без зимы, как сама Полина – он верил в это – не была человеком без своего брата.
Только вдвоем. И никакая больничная койка их не разделит.
– Никакая, – согласилась Полина. Под приоткрывшимися веками вспыхнули солнечные лучи, – ты ещё поплачь, придурок.
– Сама ты… Знаешь, как я испугался?
– Знаю, – бледная ладошка поползла по простыни и сжала его руку, – Чуть с ума не сошел.
– Тебе весело?
– Нет.
Девушка закрыла глаза и тяжело сглотнула. Аппарат рядом с кроватью отозвался неприятным, порывистым звуком. Прозрачная жидкость из капельницы медленно перетекала в ярко-голубую вену на сгибе локтя, накачивая хрупкое тело Полины какой-то гадостью. Бледный лоб покрылся испариной, и хоть сестренка старалась улыбаться, её выдавала предательская дрожь. Совсем не похоже на человека, который «просто переволновался».
– Поль? – шепнула девушка, когда брат, задрожав, медленно сполз со стула на пол, уткнувшись лицом в одеяло, прикрывающее её ноги… обнимая эти ноги, будто для него не было ничего дороже.
И не было. Конечно, не было.
– Милая, пожалуйста, поправляйся, – Поль прильнул к тонкой руке, гладящей его по затылку, – Папа говорит, что всё хорошо, но ты всё равно поправляйся. Я же без тебя не смогу.
Аппарат, присоединенный к пульсу девушки, пискнул, и диаграмма изменила амплитуду.
– Сможешь, Поль. Ты и без меня бы справился. Хлоп-хлоп? – голос был надломленный, усталый. Она вообще спала? Или так и лежала, прикованная к кровати, обмотанная проводами? Поль почувствовал прилив возмущения, обращённый к врачам. И к родителям, отправившим сюда абсолютно здоровую сестру. И к себе за то, что согласился.