–Так не было же?! Ни бананов, ни солёных помидор, – я никак не мог взять в толк, чем это меня лечит Кукушкин.
– Только это нас и спасло, – вздохнул он.
Мне очень хотелось узнать, видел ли Васильич что-нибудь ещё? Было ли что-то ещё? У нас с Любой. Но я не знал, как спросить. Про ритуал пощипывания Любиной попы я и сам помнил, а вот дальше никак.
– Да ты не бойся, – по-своему пришёл мне на помощь Кукушкин. – В деревне незамужних девок не осуждают, даже родить могут без мужа. Имеют право, такие нравы. А вот если схлестнёшься с замужней женщиной, вот тогда бойся. Вот тогда тебе криндец! Так что прежде чем лезть под юбку, требуй паспорт посмотреть, проверить, так сказать, семейное положение. Вот я гляжу, ты всегда носишь обручальное кольцо. Хотя жену бросил и попал в Попадалово. Молодец! Уважаю! По тебе сразу видно твоё семейное положение.
– А может оно у тебя приросло и не снимается? – засомневался Васильич.
Я снял с пальца кольцо и молча навёл его на Кукушкина: получился портрет Чехова в очках и круглой раме.
– Вот, – удовлетворённо произнёс Васильич. – А у местных нет такой традиции. Так что давай поаккуратнее.
– Ты хочешь сказать, что Люба замужем? – начал догадываться я.
– Воо-от-т! – ещё более удовлетворено произнёс «проклятый старик» и не прибавил к сказанному ни слова.
– Не может быть, – угрюмо сказал я.
В ответ Кукушкин только пожал плечами, предложил искать Золушку путём примеривания случайно расстегнувшегося лифчика и пригласил меня к завтраку.
Но завтрак у нас не удался. Из конторы прибежал марафонский гонец Фидиппид и, задыхаясь, объявил, что Чужого Андрея срочно зовёт к себе директор лесхоза. Кукушкин подскочил на табурете и с обидой заявил, что водка была не палевая, и жизни директора лесхоза ничто не угрожает. Поэтому нечего ему разыгрывать передачу монарших полномочий по причине перепела, белочки или Дня грызуна. На что гонец сказал, что директор как стёклышко, только голова в сыром полотенце, а все дело в какой-то телефонограмме. Советское слово «телефонограмма» произвела на меня эффект повестки в военкомат – «нельзя не идти, но лучше не ходить». И я пошёл. Я, вообще, с детства очень законопослушный гражданин, преданный партии, правительству и своему работодателю. Интересно, почему слова работодатель и рабовладелец так близкородственно звучат? Тогда раб, работа и робот – есть суть одного корня? Оставалась единственная надежда, что фамилии не совпадут. Потому что я такой же Чужой, как Дикой или Дикий. Или, например, Серёга Сироткин.
Но фамилия совпала. Рыпаться было бесполезно: они знали не только фамилию, и не только все мои паспортные данные, номер школы. Но и Светку Зарину, портфель которой я закинул на крышу подъезда и долго не отдавал… (не потому что пытался продлить озарённые мгновенья общения со Светланой, а просто не знал, как его оттуда снова достать). Светка – моя любовь во втором и даже до половины третьего класса. Потом я её разлюбил. Из-за того, что все мои любовные притязания к ней скрупулёзно фиксировались в дневнике красной пастой, в пересказе классного руководителя: «Отнял портфель Светы Зариной и долго пинал его». Светлана была жуткой стукачкой. Ну, или я ей совсем не нравился? Что было ещё непростительнее с её стороны. Мы любим их, когда они любят нас. Разлюбить-то разлюбил, но шрам все равно остался.