Иван Макарыч, действительно сидел в чалме из мокрого полотенца. С полотенца шлёпались капли и разбивались о полированную поверхность стола как весенняя капель. Когда я вошёл в его кабинет, он молча кивнул на начатую бутылку водки. Я покачал головой в знак несогласия. Тогда он отхлебнул водку из стакана, как чай, и продолжил зачитывать тёмные стороны моей биографии непосредственно вслух. Время от времени, он удивлённо восклицал: «Ну, ты и гусь!», и без содрогания делал новый глоток спиртного. Со мной он был крайне нелюбезен, как будто прошедшей ночью я трахнул его жену. Жену начальника лесхоза я никогда раньше не видел, но по слухам она была моложе его лет на десять, и это вселяло надежду. Да… надо было прихватить лифчик, как советовал Кукушкин. Для проведения следственного эксперимента, а то кто меня знает… и чьи это трусы.
Я решил остановить директора раньше, чем он узнает с какого времени я начал онанировать. Иван Макарыч, со словами «ну, раз тебе совсем неинтересно», согласился сразу перейти к официальной части телефонограммы. Из которой следовало, что вместо выбывшего товарища. Там было так и сказано – товарища! Ни фамилии, ни клички, ни автомобильного номера как у Джеймса Бонда. Причина выбытия товарища, по болезни, по семейным обстоятельствам, в связи с выслугой лет и пр., также не сообщалась. Зато я, такого то года рождения, с таким-то размером головного убора, номером противогаза и портфелем Светки Зариной в придачу, назначался с понедельника главным смотрителем, хранителем, сторожем (формулировка была расплывчатой) климатической станции, расположенной по адресу… Слово Попадалово в адресе присутствовало.
– Даа-а, – резюмировал Иван Макарыч, – сбежал-таки Электрощит, вырвался на свободу. Но ты не переживай. Паек и денежное довольствие тебе тут тоже прописали.
– В жизни не встречал такой длинной телефонограммы, – усомнился я.
– Считай, что это факс! – гаркнул перегаром прямо на меня директор лесхоза и залпом допил свой стакан с прозрачным чаем.
– Но откуда такое подробное личное дело?
– У них длинные руки, – априорно заявил Иван Макарыч, перехватив листы бумаги поперёк. – Ты, согласен?
– Согласен.
Иван Макарыч выдохнул воздух из лёгких как скороварка лишний пар через клапан (видимо возложенная на него миссия нравственно сильно его тяготила). Демонстративно порвал бумаги на несколько частей и отправил мою прежнюю жизнь в большую пластмассовую «пепельницу» под столом. «Черт! А все же? С какого возраста я начал онанировать?»
Под бульканье вновь наполняемого стакана я молча оставил Ивана Макарыча в одиночестве поправлять его железное здоровье. Проходя мимо следующей двери прямо по коридору с надписью «Бухгалтерия», я вздрогнул, вспомнил Любу, которая не выходила у меня из головы, как «дядюшкин сон», и толкнул дверь. Сила воздействия равна силе противодействия – дверь вытолкнула меня обратно. Воскресенье! На работе только голики и алкоголики. Любы здесь сегодня нет.