В моем зрелом детстве, и даже слегка позже, я никак не мог заполнить разницу между бухгалтером и бюстгальтером. Вернее разницу-то я, конечно, знал, только никак не мог запомнить, кто из них что. А ещё я знал, что такое гантель, но не знал, что такое …андон. Поэтому я спросил, что такое гандон у папы. Мне почему-то казалось, что это то же самое, что и гантель, только размером побольше. Типа штанги. Но папа сказал, что это плохое слово, и я неожиданно почувствовал себя неловко. С тех пор я перестал спрашивать у папы значение новых слов. Так зарождается детская мудрость.
«Домой», в смысле к Васильичу, я шёл длинно и пришёл к вечеру. Моё утреннее настроение утонуло в депрессии. Мысль о том, что станция теперь моя, возбуждала, и у меня чесались руки порулить. Но поступок Жоры, и иже с ними, выглядел очень подлым.
Когда я вошёл в дом, там было полным полно гостей, все громко говорили, спорили и продолжали культурно выпивать. Я хмуро поздоровался и прошёл на кухню. Появился Васильич и крайне ласково спросил – где меня черти носили? Я нагрубил в ответ, но Кукушкин не полез как обычно за ружьём, а посмотрел на меня непривычно сочувственно.
– Тут директор лесхоза приходил интересоваться: выйдешь ли ты завтра на работу или уже тоже сбежал? Я его заверил, если ты дал слово, то он может спокойно бухать ещё две недели – граница на замке. Ты ему дал слово?
– Дал. Только работать я буду не в лесхозе, а вместо Жоры на станции.
– Я в курсе. Он все рассказал, – Васильич был невероятно болтлив и жизнерадостен. – Если хочешь, я готов поработать за тебя? Кстати, пока тебя не было, приходила твоя принцесса, спрашивала про трусы… Шучу, шучу! Гостинец тебе принесла – в холодильнике лежит. Знаешь что, Андрей! Как отличить хорошего человека от плохого? У плохого человека морщинки всегда идут вдоль лица, а у хорошего поперёк. Помни об этом, когда корчишь рожу пуделя Пьеро.
Когда физиогномик Кукушкин удалился, я открыл его рефрижератор. Невероятно! Три эклера лежали на тарелке. Не блины, не плюшки, и не пироги! Настоящие эклеры, политые сверху шоколадом. Мне всегда было проще отказаться от спиртного, чем от сладкого. Но эклеры в Попадалове выглядели дико! Как Элвис Пресли в Ханты-Мансийском национальном округе. Он бы, конечно, к ним приехал – у нефтяников денег много, да только, к сожалению, умер.
Я остался на кухне пить чай с эклерами, но один сразу же отложил для Васильича. Он хоть и Кукушкин, но мужик-то классный! Разбавив его замутку так, как разбавляют уксусную эссенцию, прежде чем добавить ее в капустный салат, я получил чай нужной мне консистенции. «Цвет ослиной мочи», – как сказал бы Васильич. Но так как ослов по жизни я встречал часто, но настоящих никогда не видел, подобные ассоциации меня не расстраивали.