– Андрей! Грибы в доме закончились давным-давно. Эклеры ты вчера лопал. Да в чем собственно дело?
Рассказывать Кукушкину о том, что они приходили ко мне ночью, я не стал. Все-таки промежуточное Царство… Да и сам Вольдемар Васильевич был очень тусклый. Вчера полный дом гостей, а сейчас… Я уйду, и он останется совсем один. Я чувствовал, что он хочет, чтобы я позвал его с собой. Но я не мог – мне надо было сначала разобраться самому, где явь, а где грибы. Где я подлец, а где герой.
Когда-то очень давно я прочитал статью советского академика Смирнова о том, что в любом человеке только две составляющие: инстинкты и социальное воспитание. И в минуту опасности человек будет спасать или спасаться в зависимости от того, что возьмёт вверх. Поэтому чтобы вести себя достойно в любой ситуации в голове должен быть заранее отработан алгоритм действия: бежать или сражаться. И тот факт, что почти всю ночь я убегал, пусть даже во сне, говорил о том, что наяву я поступил бы точно также. И если бы не этот сексуально озабоченный пёс, который только и думал, как ему в сорокаградусный мороз вдуть какой-нибудь сучке, битва с пришельцами была бы нами проиграна. Получается его инстинкты сильнее моего социального воспитания? Даа-аа… Видимо, когда идёт война, инстинкты очень важны.
На улице я почувствовал себя лучше. Рассвет в летний день – это как весна года. Постепенное неотвратимое пробуждение и наступление света с каждым новым лучом. Я снова вспомнил, что это самое лучшее время для молитвы: очередь к Богу коротка – все ещё спят. Но у меня не было просьб к Богу, разве что пожаловаться на пришельцев из Промежуточного Царства, но откуда мне знать, что не он их послал – неисповедимы пути господни. Что буквально означает, что каяться перед нами он не будет. Но на всякий случай маленький привет я все же ему передал: «Да светится имя твоё, и хлеб наш насущный дай нам днесть!», и быстренько зашагал к станции.
Поднимаясь по тропе, я слегка разволновался – не случилось ли чего на вверенном мне объекте в моё отсутствие? Последние метры склона преодолел почти бегом и даже сбил себе дыхание. Но висячий замок, который установил Кукушкин на калитку, ещё во времена строительства дома для Жоры, был в целости и в свежей паутине. Я вежливо прочитал лекцию пауку, чтобы он так больше не делал (пауки ещё те инопланетяне), и вошёл на станцию.
Было угрюмо тихо, но следов инопланетного вторжения я не обнаружил. Полет в один конец явно откладывался на неопределённый срок, и можно было смело звать Кукушкина на чашечку «Командирского». Настроение моё почти достигло отметки 10 баллов по шкале Рихтера. Я даже забыл про свой ночной позор непрерывного убегания. Для полного счастья не хватало только пения птиц.