Перешагнув порог, мы с Агафьей Ивановной оказались в сенях. Свет попадал через распахнутую дверь крыльца и пропадал в конце. Я прижался спиной к стене, чтобы не мешать свету бороться с тьмой. Вверх вели четыре широкие, отполированные временем ступени. Свет с радостью заполнил их, но выше темнота все равно побеждала. Агафья Ивановна нежно ухватила меня за локоток и потянула наверх:
– Пойдём, пойдём, Андрюша. На голодный желудок с темнотой не борются. Потом все осмотришь.
– Агафья Ивановна, – спросил я, когда мы поднялись по ступеням, – а почему сени сенями прозвали?
– А как же, милый? Там же сено! – она постучала рукой по правой стене. – Нет, – поправилась она. – У меня там нету сена, потому, что я не держу скотину. Но так задумано. С одной стороны сеней, – она открыла низкую дверь на левой стене, – изба. С другой – двор. А там скотина и сено.
– Ну да, – согласился я, – скотина на сене. Вот почему ни у кого нет света в сенях? Нельзя! Можно сгореть.
– Перестань, мил человек. Чего нельзя? – продолжила Агафья Ивановна, когда мы вошли в дом. – Это все от недостатка проводов происходило. У нас тут в каждом доме в сенях керосинка стоит. А куда ж её ещё поставишь? В дом? Давай проходи к столу. Так от неё вонь и копоть как от паровоза. У нас ведь газу нету.
Я разулся прямо у двери. Слева на стене висела вешалка. А под ней на полу лежали картонки, специально для обуви. Я посмотрел на свои «рибок», оранжевого цвета, и подумал: «Эх, классные кроссовки! Жаль спиваются вместе со мной!»
– Красивые ботики, – сказала Агафья Ивановна, – ноги не потеют?
– Нет.
– Ты бы их поберёг. Давай что-нибудь подберём от моего покойного мужа? – предложила старушка. – У тебя какой размер?
Я с ужасом представил, как у меня отнимают мои пижонские кроссовки. Что тогда от меня останется? Надену коричневые ботинки с круглыми шнурками и полностью сольюсь с попадаловским пейзажем. Работа за еду, ботинки с покойника и спать где придётся. Моё имя буду помнить только я, и то не всегда. Кем я стану? Бомжом?! Стоп! Я же хотел стать бомжом? Та-ак! Значит, мои кроссовки перегораживают путь к моей мечте? Все! Отказываюсь.
– Мы пойдём выкапывать могилу? Так я покойников боюсь, – предупредил я.
Агафья Ивановна произнесла какое-то слово, что-то среднее между «акстись» и «придурок» – я не разобрал. И перекрестилась.
– Все храню в клети.
– А что не выкинете? – поинтересовался я.
– Не решаюсь. Он меня ведь не забывает, навещает «легулярно», – грустно ответила Агафья Ивановна.
– Знаете, я думаю, размер не подойдёт. У меня очень редкий размер, – сказал я, чувствуя тоже потребность перекреститься.