– Андрей.
– Мря-реей, – повторило существо, прислушиваясь к звукам.
«Да, это кот», – решил я. Пушистый хвост трубой отмёл всякие сомнения. – «Обычный говорящий кот!»
Из-за своих размышлений я не понял следующую длинную фразу, которую Вася «промямрил» в ответ, что-то типа «рад знакомству» или «привет чувак». На всякий случай, я ответил, что тоже рад.
Василий как-то по-хозяйски занял стул в углу. И оказался за столом напротив меня. Агафье Ивановне это не понравилось, она грозно постращала животное. И недовольная физиономия Васьки опустилась ниже уровня стола. Старушка перевернула тарелку с блинами на другую тарелку и сказала:
– Ну вот, можно начинать. Теперь сверху самые остывшие. Пока до нижних дойдёшь, и они остынут. А свеженькие я буду в другую тарелку складывать.
– Может и не надо больше печь? – предположил я робко. Блины у старушки были размером со среднюю пиццу, правда, очень тонкие.
– Да ты, Андрюша, сначала попробуй, а потом останавливай. Тебе чего подать: варенья, сметаны или сгущённого молока?
– Сметаны, – согласился я. Варенье я никогда не любил, а сгущёнку из стратегического запаса страны я побаивался. Васька из-под стола одобрительно промяукал: «Мряу-мяу-мя», что означало: «отличный выбор, чувак».
– Можно мне руки помыть?
– Вот проходи, вот рукомойник, – старушка отодвинула занавеску и пустила меня в правую часть кухни. – Только аккуратнее, сильно не плещи и не задень сковороды. Растележилась я тут.
За занавеской располагались: маленький кухонный стол, покрытый клеёнкой; небольшой посудный шкаф, выкрашенный, как мне показалось, половой краской; и вход в пещеру под названием «Русская печь». Треугольная ржавенькая раковина одной стороной примыкала к печи, другой стороной крепилась к стене. Под раковиной стояло такое же ржавое ведро, куда сливалась вода. И только блестящий рукомойник выглядел как рубашка воздушного охлаждения мотоцикла, внося «хайтековскую» нотку в убранство кухни. Вдоль печи тянулась лавка, такого же цвета как посудный шкаф. На ней были разложены различные девайсы, необходимые для производства блинов. Например, перо невиданной птицы, опущенное в баночку с растопленным китовым жиром. Пока мыл руки, я успел рассмотреть, как это работает. Когда испечённый блин покидал сковороду, Агафья Ивановна брала перо и быстренько стирала им все написанное на поверхности, а потом снова заливала все тестом. С кем она вела переписку из печи, я не успел рассмотреть, но поинтересовался:
– А перо гусиное?
– Да какое гусиное?! – удивилась старушка. – Перо Жар-птицы, самое натуральное. Гусиное жара не выдержит.