Все ждали, что он скажет, и фараон провозгласил:
– В знак восхищения твоим мастерством и в награду за твою честность, я подтверждаю, что с нынешнего дня ты – придворный скульптор и начальник всех ваятелей египетского государства!
Нефру победоносно улыбнулась. Тотмий покраснел и уставился в пол. Все, кто находились в мастерской, склонили головы в знак почтения перед словами фараона. Но Махроса в этот момент среди них не было.
– Итак, – еще более торжественно сказал повелитель. – Я приказываю каждому скульптору, светскому или придворному, учиться у мастера Тотмия его искусству.
– О божественный, – подал голос молодой человек. – Я благодарен тебе за такую честь, но кого мне учить в Уасете? Все заняты на строительстве нового города, кроме Махроса, которого я не посмею поучать, ибо совсем недавно сам учился у него и именно ему обязан своим успехом.
– Так уж повелось, – фараон слегка пожал плечами. – Сегодня ты набираешься опыта, а завтра отдаешь его тем, кому это необходимо, – он доброжелательно улыбнулся иноземцу. – Ты сам еще не знаешь себе цену, почтенный Тотмий.
– О божественный, а не лучше ли мне найти ученика среди тех, кто не знаком с этим искусством?
– Это не так просто, как тебе кажется. Поэтому пока делись своими секретами с мастерами, – и фараон в сопровождении царицы и свиты вышел из мастерской, а следом за ним высыпали и все остальные.
Тотмий остался наедине с его портретом, сел перед ним на пол и совсем по-китайски подобрал ноги под себя. Он думал о чем-то, безвозвратно утерянном, и вид его был такой грустный, что вошедший в мастерскую Махрос невольно остановился.
– У тебя какое-нибудь несчастье, чужеземец? – спросил он, заглядывая сбоку в лицо молодому человеку.
– У меня радость, – с долей досады отозвался Тотмий.
– Вряд ли, – Махрос усмехнулся, присаживаясь на скамейку перед изваянием и с восхищением рассматривая каменный портрет. – Прекрасная скульптура. Но противоречит древним нормам искусства, – он обернулся к иноземцу. – Видишь ли, строгость передачи образа – одно из главных требований нашего ремесла. Не должно быть ничего преходящего и уродливого, а ты постарался нагромоздить морщин! Чего стоит только одна эта складка на переносице! Пойми, портрет царя должен быть прекрасным…
– О, досточтимый Махрос! – вдруг резко сказал Тотмий. – Тебя ждет неожиданная новость. Не думаю, что она тебе понравится, потому что отныне не ты меня будешь учить своему искусству, а я – тебя.
– Что? – переспросил египтянин.
– Да, почтенный мастер! Этот портрет, в котором ты только что отыскал ошибки, сделал меня в одночасье и придворным ваятелем, и начальником над всеми скульпторами Египта. Поэтому я для всех теперь не иноземец, а «досточтимый мастер», – последнюю фразу Тотмий произнес, не глядя на египтянина, а тот, в свою очередь, был в большом смятении.