– Тотмий, – наконец тихо сказал старик. – Ты же знаешь, что я не могу учиться у тебя.
– Почему, почтенный Махрос? – с деланной веселостью спросил молодой человек. – Из всех учеников у меня есть только ты.
– Тотмий, – повторил египтянин. – Это невозможно.
– Самолюбие старшего перед младшим? – зло осведомился иноземец.
– Нет, дело не в этом. Я пойду к фараону, я поговорю с ним. Да, это будет правильно. – Махрос, удрученный своей мыслью, встал и медленно вышел из мастерской.
Он застал фараона в тот момент, когда владыка что-то диктовал писцу.
– О, я помешал тебе, божественный! – скованный робостью египтянин хотел уйти, но фараон повелительным жестом остановил его.
По его знаку писец удалился, оставив их наедине.
– Я рад, что ты пришел, почтеннейший, – приветствовал его Амонхотеп. – Мне необходимо поговорить с тобой и, вижу, ты нуждаешься в том же.
– О да, – кивнул Махрос. – Меня привело к тебе известие о внезапной славе иноземца.
– Ты завидуешь ему? – уточнил фараон. – Конечно, тебе кажется, что он слишком молод, чтобы быть начальником скульпторов.
– О повелитель, – низко поклонился мастер. – Я действительно завидую Тотмию. Но не его высокому положению, а тому, что он молод, и ему повезло жить в другие времена, чем мне. Будь я в его возрасте, я счел бы честью называться его учеником. Но мне в мои года поздно меняться, я слишком закостенел в старом искусстве.
– Но ты хороший мастер, – возразил фараон. – Тебя ценят и почитают.
– Я создавал портреты почти всех знатных людей Уасета, а теперь они предпочитают делать заказы у иноземца. Вскоре я останусь без работы.
– Ты обижен на него за это?
– Нет, – Махрос вновь поклонился. – О божественный, разреши мне уйти.
– Ты хочешь закончить наш разговор? – удивился владыка.
– Нет, я хочу просить тебя позволить мне покинуть службу и перестать быть скульптором твоего двора. Поверь: не старость и не болезни виноваты в этом решении. Скажу лишь, что, оставшись при дворе, я буду верен своим идеалам и помешаю иноземцу двигаться вперед. Он слишком совестлив, и, чтобы не обидеть меня, будет сдерживать свои порывы и фантазии, оглядываясь на старика. Поэтому я и прошу меня отпустить.
Амонхотеп IV задумался.
– Я прошу, о божественный, – повторил мастер.
– Что ж, – наконец вымолвил фараон. – Я сожалею, что невольно обидел тебя, досточтимый Махрос. Мало найдется людей, равных тебе в мастерстве. Я знаю, что ты был придворным скульптором еще при моем отце, из тридцати шести лет правления которого ты прослужил ему двадцать девять. Я отпущу тебя, но мне жаль расставаться с тобой. В знак уважения к твоим заслугам я буду посылать тебе золото и серебро. Вот, возьми, почтенный Махрос, – фараон достал из позолоченного ящичка десятка полтора небольших золотых слитков. – Я не хочу, чтобы ты уходил без вознаграждения.