Не в силах противиться Учителю, Ася стала настойчиво уговаривать бедную женщину исповедаться и покаяться. Та испугалась по-настоящему, стала плакать. Ася каждый день ходила в больницу, ухаживала, подсовывала под подушку больной купленные в церковной лавке книги. Умирающая сопротивлялась, но слабо – боялась обидеть молодую родственницу. И, в конце концов, согласилась на исповедь. В церкви Ася, договариваясь с батюшкой, вдруг расплакалась, и тот подумал, что она тяжело переживает болезнь близкого человека. Ему было невдомек, что Ася рыдала от отчаяния – ее двоюродная тетушка шла на исповедь только ради неразумной племянницы. И большое счастье, что священник в последний момент отказался ехать в больницу по причине недомогания, заболел гриппом. А может, и не было никакой болезни – просто батюшка тоже чувствовал в происходящем фальшь. Ася за этот отказ благодарна ему до сих пор. Да и сами доктора отнеслись к просьбе Аси без особого одобрения: «Да, был тут у нас однажды поп. Такой цирк устроили!»
Асина родственница скончалась. Она уходила тяжело, мучительно, из последних сил хватаясь за жизнь, изводила близких просьбами. Ее смерти ждали как избавления. Асе было нестерпимо стыдно и за себя, и за Учителя, которого она так опрометчиво послушалась, но постаралась не осудить – уверовавший сердцем, он слепо следовал наставлениям христианских мудрецов. Откуда ему было знать о чувствах двух женщин – молодой и пожилой, связанных родственными узами? Как он, по-мужски уверенный в своей личной правоте, мог понять правоту умирающей? Ася упорно сопротивлялась внутреннему желанию проанализировать происходящее или, в крайнем случае, поделиться с кем-нибудь. Но кто смог бы ее понять? Глеб? Он даже не подозревал, что творилось в ее душе.
Находиться на острие двух миров было невозможно. Ася чувствовала, как сомнения раздирали ее душу на части, требовали выхода. Надо было что-то сделать – что-то такое, что принесло бы ей хоть временное облегчение. Работа, диссертация, семья – все это казалось теперь мелким и незначительным по сравнению с бездной, которая разверзлась перед ней. По правую сторону клубились огненные облака с демонами, которых разили копьями архангелы, с другой стороны тянула в себя полная пустота, вместилище всех человеческих реинкарнаций – еще страшнее адовых мук. И самое ужасное – ее не покидали мысли о том, как она отбивается от каких-то мифических бандитов, как умело и ловко применяет выученную в школе каратэ технику, превращаясь на время сражения в робота-убийцу, сильного и безжалостного. От этих мыслей страстно хотелось избавиться – на исповеди, покаянии, еще как-нибудь. Но, понимая, что техника каратэ и православие – вещи несовместимые, она не верила, что исповедь принесет облегчение.