Fin
.
…обычная беготня, туда-сюда, влево-вправо, целый день… Иван словно и не уезжал никуда: снова он здесь безвестный актеришко, играющий в далеко не самой главной роли, снова часы ожиданий, пока снимут-переснимут-доснимут, снова повторение одного и того же текста и движений из-за того, что кто-то (или он сам) чего-то не сказал, не сделал, пропустил, не так взял паузу…
– Леша, твою мать, текст! Текст! Что ты отсебятину порешь, это не импровизация на капустнике! Запомни ты, бляха-муха, это слово: три-нит-ро-то-лу-ол! Не мямли! Ты химик, химик, мать твою, а не двоечник у доски! Ваня! Что ты разлегся, это тротуар, а не кровать! Ты не можешь прикрепить эту хрень, не ложась навзничь? Держи кадр, не разваливайся, как макаронина!
Пятый час сьемок, пятый час одно и то же, и все никак не удавалось взорвать эту чертову машину. Иван все прикреплял и приклеплял свою взрывчатку (на площадке ее представлял собой кусок пластилина, обмотанный скотчем, который то с мягким стуком отваливался от днища машины раньше, чем менялся кадр, то никак не отдирался обратно, когда необходимо было переснять сцену); главный герой все объяснял и объяснял своей героине про свойства тринитро… (неразборчиво), а героиня все хлопала и хлопала огромными накладными ресницами и с придыханием обещала «всегда-всегда» ждать главного героя… все здесь было, как и раньше. Как и до того самого дня, когда подошла к Ивану высокая девочка-модель и своим низким голосом сказала: «Hello, my name is Andrea»…Словно не было ни их прогулки, ни помрачения Ваниного разума, ни Нью Йорка, ни забрезжившей на горизонте надежды на новую жизнь… Снова медленно погружался Иван в вязкую, глухую и серую рутину, снова затягивал его привычный быт, и вот сейчас закончатся съемки, погаснут эти юпитера – и Иван, попрощавшись за руку с коллегами, медленно потащит свое усталое и вымотанное тело в свой третий двор на Конной… заварит чай, сжует тоскующую в холодильнике сосиску, включит на Discovery – и отрубится под какой-нибудь тест-драйв какого-нибудь Мазератти… и только когда взгляд падал в сторону, где сидел на стульчике Дуглас, Иван вспоминал: ах да… у меня же был Нью Йорк… у меня был Андре… у меня был шанс сбежать, уехать, все изменить. Для этого всего-то только и надо было проводить мать на вокзал – и постучаться в дверь Андре, который ждал его, поверил ему, надеялся на него… но Иван не смог. Он струсил. Он оказался неспособен сражаться с призраками своих третьих дворов. И они его победили.