Мы шли на протоку, и у меня прыгало сердце.
Я скрывал, что хочу взять ее за руку, а тут ее ладонь оказалась в моей.
И, как это бывало не раз, голову залил жар.
Жар тот стал постоянным спутником наших встреч.
Стоило увидеть девочку, как я тут же смущался, начинал краснеть, а остроглазые друзья, заметив это, смеялись, и, что неприятно, ехидничали, отпуская колкости; ни я, ни мои сверстники не знали – то было предвестие мучительно-сладостного сочетания двух вечных и прекрасных начал этой жизни – мужского и женского.
Я густо покраснел и вырвал сразу вспотевшую ладонь из ладони девочки.
Она тоже засмущалась и покраснела.
И мне уже хотелось, чтобы с нами шли мальчишки и девчонки, оставшиеся на реке, а моя спутница только мелькала бы среди них.
Мы пришли на протоку.
Девочка сказала, что будет купаться, и стала раздеваться.
Она, я хорошо помню, не снимала одежды на реке и не купалась.
Не делала этого и здесь, на протоке, и так хотелось одного: чтобы она только присела рядом и, подставив солнцу и его отблеску от воды тонкое лицо, обняла колени руками и, как я ее учил, слегка откинув назад голову, зажмурилась.
И – знакомо закружилась бы голова.
Вода показалась бы небом.
Небо – водой.
А между ними – кувыркалось и смеялось солнце.
И я снова увидел бы на губах девочки влажный отблеск солнца.
Протока и девочка дарили мне новые ощущения.
И так хотелось, чтобы они повторялись и повторялись.
Но девочка, сбросив платье, и, осторожно вытягивая, перед тем как ступить на горячий песок, носочки, пошла к воде.
Увидев ее округло набухшие соски, я смутился и отвел в сторону глаза.
И узнал горечь от разрушения тайны человека.
На другой день мы снова были на протоке.
Осторожно вытягивая, перед тем как ступить на горячей песок, носочки, девочка снова входила в тихую воду и оставляла за собой маленькие, плавные полукруги маленьких, плавных волн, а я сидел на берегу и не мог прийти в себя.
Она сказала, что скоро уедет и ей грустно от того.
До ее отъезда я плохо спал.
И – познакомился с тоской.
Через неделю соседи провожали мою знакомую к поезду.
Я видел девочку в последний раз.
Все, что сделал, – коротко махнул ей со ступенек крыльца.
Она махнула в ответ и улыбнулась.
И я запомнил ее прощальную улыбку.
И впервые испытал ощущение утраты.
И – познакомился с разлукой.
Но я помнил ее и время от времени приходил на протоку.
Однако прозрачная и легкая ее вода перестала улыбаться солнцу.
И я узнал, что в этой жизни есть и пасмурные дни.
Потом была зима.
Плохая зима: я надолго заболел.
Катался на своей протоке на коньках, и там, где купалась девочка, увидел вмерзшую в лед маленькую рыбку. Сбросив валенок, и расшнуровав конек, я стал откалывать им лед вокруг рыбки: показалось, – во льду замерзла моя девочка, и, заплакав от обиды, откалывал и откалывал коньком лед, сломал до крови ноготь большого пальца, но застывшая вода была твердой, как камень.