– Она немного того… Совсем уже меня замучила. Все твердит, что отец у меня – Бог.
– Тогда тебе проще, чем мне, – Кусто повернулась к Иисусу, и он, наконец, увидел, как она улыбается, – моя-то мать отца конченным козлом считает. Просто дьяволом во плоти!
Иисус тоже невольно улыбнулся:
– Тогда, наверное, мне не стоит расстраиваться.
Маша сунула руки в карманы старой спортивной куртки.
– Ты вроде прикольный, простоватый какой-то, может быть, поэтому доверие вызываешь. Экстази будешь? Свежак, мне только сегодня подвезли, просто так угощу.
– Буду, – не задумываясь, ответил Иисус, – а что это?
– Ну, темнота, – усмехнулась она. – Таблеточки такие небольшие, разноцветные. Сегодня вот у меня розовенькие. Съедаешь – и сразу настроение в гору идет. Тусить хочется, танцевать! И вообще весь мир любишь.
– Любить весь мир – это я и без таблеток пробовал. Только взаимности пока не видел.
– Но при одном условии, – продолжила она, абсолютно проигнорировав его реплику. – Скоро Хранитель Времени объявит отбой, а перед этим медсестры будут выдавать лекарства, которые, конечно же, проглатывать не стоит. Так вот, после того, как их дадут, никто не следит, дошел ли ты до палаты. Как ты понимаешь, туда мы не пойдем.
– Не вопрос, а куда мы пойдем?
***
Отбой уже давно был объявлен, а они сидели вдвоем на небольшом балкончике под самой крышей больницы. Судя по количеству пепла, он раньше использовался как курилка, но теперь был захламлен разнообразным мусором. Попасть на этот балкон можно было по лестнице, заканчивающейся тяжелой дверью, от которой у Маши почему-то оказались ключи.
Сидеть там было холодно, легкую одежду продувал холодный ветер, который со временем все усиливался. Звезды стали пропадать за надвигающимися тучами.
Недавно проглоченная розовая таблетка уже начала давать о себе знать – ознобом, легким помутнением и шумом в голове. Иисус старался подавлять в себе неприятные ощущения, поэтому говорил без остановки все, что приходило ему в голову.
– И давно тебе этот поезд снится? – спросила Маша, выслушав его очередной рассказ.
Она подняла на Иисуса глаза, зрачки в которых стали похожими на две бешено вращающиеся черные дыры.
– Давно, я еще подростком был, – ответил он, не вдаваясь в подробности своего молниеносного взросления.
– Понятно. Мне тоже, бывает, какой-то поезд снится. Он едет по пустыне, а пустыня такая, знаешь, как в вестернах. С красным песком и такими тупоносыми скалами. Так вот он едет, а им управляет машинист, на голове у него черный цилиндр, он одет в черную одежду, и она вся текучая, словно клей, представляешь? Он задирает руку, машет мне, а рукав у него стекает черными струями к его ногам.