– А ты там что делаешь, в этой пустыне?
– А я там просто иду. По всей видимости, я потеряла память, не помню, откуда иду, куда, и кто я вообще такая. А он мне машет, мол, сядешь ко мне в поезд или нет? А я не сажусь никогда.
– Может надо сесть, как думаешь?
– Я думаю, что тебе пора в палату, – почему-то резко произнесла Мария, вскакивая с места, – я с тобой совсем забыла о времени.
Иисус не понял причину такой быстрой смены настроения.
– Так пойдем вместе.
– Ты тупой? Спускайся в палату, кому говорят. Мне туда больше не нужно.
Кусто резво запрыгнула на парапет, а с него сделала еще один прыжок. Иисус подавил желание зажмуриться от ужаса, высунулся с балкона и увидел, что она стоит на пожарной лестнице, прикрепленной к стене чуть правее от балкона.
– Ты решила валить? – недоуменно спросил он.
– Ну да. Ты думаешь, я просто так с тобой за жизнь поговорить решила? Я ждала, когда внизу все уснут.
Иисус чуть не задохнулся от ярости.
– Круто, а если бы нас здесь спалили, наверное, на меня бы все повесила? Типа, это я надумал бежать?
– Конечно, ты же новенький, к тебе доверия пока никакого.
Иисус сжал вспотевшие кулаки, действие таблетки набирало обороты, дышать становилось все труднее, волнами накатывал жар, а в голове совсем все смешалось.
– Либо я иду с тобой, либо спускаюсь вниз и бужу всю клинику.
– Ла-а-адно, – смилостивилась она, – запрыгивай на лесенку, только не психуй.
***
Злой, холодный дождь, который уже давно нарывал на небе, наконец-то созрел для того, чтобы вырваться на волю и начать хлестать все подряд. Автомобили плелись по шоссе еле-еле, словно пробираясь наощупь сквозь ливневые потоки.
Иисус и Мария бежали по темной чаще леса, стараясь держаться возле шоссе, которое служило им ориентиром, но не очень высовываться на свет фар. Мокрые ветки хлестали Иисуса по лицу, ног он уже не чувствовал, то ли от холода, то ли от усталости, а одежда и волосы тяжелым мешком повисли на теле. Домашние тапочки, в которых приходилось совершать это трудное путешествие, не давали ровно ставить ногу, так как она каждый раз скользила по подошве. Но розовый жар, подаренный маленькой таблеткой, все еще продолжал трепыхаться в теле, не переставая гнать Иисуса все дальше и дальше сквозь лес и не позволяя останавливаться.
Маша, видимо, испытывала похожие чувства. Она бежала чуть впереди, а свет от проезжавших машин то и дело выхватывал из тьмы ее стройный силуэт.
Иисус, какое-то время любовавшийся этой картиной, почувствовал, как вся кровь, которая до этого жаркими потоками омывала организм, вдруг переместилась в низ живота. Во всем остальном теле исчезло живительно тепло, но зато оно все сосредоточилось там. Он ощутил дикое, просто животное желание этой женщины, и Иисус схватил Машу за руку. Ему пришлось с силой дернуть за нее, чтобы остановить девушку и притянуть ее к себе. Но та не стала сопротивляться, просто молча впилась губами в его губы, их обоих затрясло, то ли от холода, то ли от возбуждения, а розовый свет внутри каждого словно указывал им дорогу в гуще леса, машин, людей и чувств.