Он стер все строчки кроме первой и зло уставился на монитор.
Он и впрямь вышел за хлебом. И сейчас он кривил душой. Магазины работали по-прежнему. Просто более короткий день, да и расходились люди по домам, когда улицы еще были полны полиции и военных. Вот и он пошел в булочную, в какую ходил, когда еще жил дома, с родителями и Андреем. Это, в общем-то было не слишком далеко от дома Сони, да и пошел он ранним вечером, задолго до комендантского часа.
Он так углубился в свои мысли, когда шел, что столкновение на дороге стало для него полной неожиданностью. Трое или четверо – он так растерялся, что даже по прошествии времени не мог вспомнить точно пятнистых ребят, не скрывающий свои пятна за масками или перчатками, пинали еще одного. И густо-фиолетовое лицо этого несчастного не оставляло сомнений, что он тоже заражен. Это поразило Радика даже больше, чем сама жестокость, с которой эти подростки избивали жертву.
– Вы чего, он же свой! – выпалил Радик, даже не задумавшись, что может и сам стать жертвой. Ведь раньше он рисковал лишь когда подделывал пятно, разве нет?
Но когда все трое – или всё-таки четверо? – подняли на него взгляд, он вздрогнул от нахлынувших предчувствий. Фиолетовые чуть прозрачные снаружи и почти черные в глубине глаза без белков выглядели до того пугающими, что Радик начал отступать еще до того, как нападавшие с угрожающим видом двинулись в его сторону. Он в панике бросил взгляд налево, потом направо, но улица словно вымерла. Здесь не было полицейских. Все окна были закрыты и зашторены – кричи не кричи, никто не выглянет и не поможет. Он еще пятился, когда вдруг закололо сердце и паника нахлынула такая, что всё – бежать и не поворачиваться. Но он устоял. А вот те, что шли на него – Радик не рискнул бы их назвать людьми, жуткие чернильные твари, они дрогнули и бросились прочь. Смотрели они своими блестящими и темными как налитые в стеклянные шары чернила глазами не на Радика, а куда-то над его головой. И когда Радик тоже посмотрел наверх, он увидел почти прозрачную из-за солнца тень медведя, накрывшего его целиком.
Похоже, его не оставляли даже днем, и Радик был благодарен им за это. Да только выходить больше всё равно не хотелось, и ночью ему всё чаще снились чернильные тени с блестящими глазами. И сердце давило даже без медведя.
Как он мог рассказать всё это другим, тем, кто жадно читал его блог, следил за его жизнью с той стороны монитора, оставлял «лайки» и комментарии? Он не хотел рассказывать об Андрее и Соне. Больше нет.
Он снова открыл страничку для поста, стер первую строку и бодро застучал по клавишам.