И тогда Орвар ухмылялся. Хильд буквально чувствовала его ухмылку на своей коже. Она ненавидела, когда он так делал. В основном, из-за того, что такая тактика срабатывала. Сознание тускнело, руки становились тяжелыми и неловкими. Глупая корова! Соберись, тряпка!
Когда он в первый раз проделал такую шутку, у нее деревянный меч выпал из рук. Орвар поднял его и подал ей рукоятью вперед:
— Никогда не теряй бдительности. Никогда не недооценивай противника. Сражайся до конца, пока его сердце не будет истекать кровью в твоей руке.
У него был такой самодовольный вид, что Хильд выхватила палку и тут же ткнула ею Орвара в живот. Это было его первое поражение в их бескровной войне. После этого урока дела пошли быстрее. Хильд схватывала все на лету: прямой, круговой, полукруговой отбив были усвоены с первого раза. Она маневрировала, меняла позицию и темп, словно кружила в давно знакомом танце.
Хельги Левша, иногда заменявший Орвара на тренировках, говорил, что у нее поразительный физический интеллект. Ей же самой казалось, что она просто вспоминает то, что когда-то хорошо знала, но почему-то забыла. И кроме того, у нее была серьезная причина, чтобы научиться драться — она повзрослела.
В детстве Хильд Йоханссен верила в рыцарей и ждала, когда один такой придет за ней в унылый интернат и увезет из маленького скучного городка. Какое-то время она даже верила, что тот самый рыцарь без страха и упрека разбудил ее на автостанции своим поцелуем. Но время показало, что рыцарей не существует, и если хочешь выжить, придется как-то справляться самой.
— Ой! — Орвар потер плечо. — Ты действительно надеешься пустить мне кровь деревянной палкой, Хильд?
Она вернулась в боевую стойку, задыхающаяся, в мокрой от пота майке, но непримиримая и готовая сражаться до конца. С ним, со своим мужем.
В такие минуты, когда ее враждебность прорывалась сквозь фасад холодной вежливости, Орвар говорил себе, что ненависть, все же лучше безразличия. Порой она связывает людей крепче, чем любовь или дружба.
Он в очередной раз попытался перевести все в шутку:
— Могла бы быть поласковей к своему благоверному, фру Хорфагер.
Хильд ловко крутанула меч в руке, демонстрируя, как она собирается приласкать мужа. Орвар, наоборот, опустил оружие, полностью открывшись перед ней:
— Что я должен сделать, чтобы ты наконец меня простила?
— Не знаю. Ты дерешься или нет?
Он вздохнул. В этом-то и была проблема с женщинами. Они сами не знали, чего хотят, и не могли назвать правильную цену. Усадьбу на озере, например, или драгоценности или прыжок с крыши ратуши. Было бы проще спрыгнуть разок и покончить с этой тягомотиной раз и навсегда.