Нишев решил предложить Беридзе иную форму сотрудничества, которая ему была крайне важна.
– Так, так, так. Беридзе, – важно начал Нишев.
– Да, это я, – уверенно глядя в глаза собеседнику, ответил Беридзе.
– Вы присаживайтесь, вот вам стульчик, – учтиво пододвигая к Беридзе стул, сказал Нишев, – знаете ли, прочитал ваше дело. Как говорил Лев Толстой: «Молодость – это глупость и разврат души». Что же вы решили лёгких деньжат подзаработать, поднять, так сказать, с пола денюшки?
– Ну это я уже со следователем обсуждал сегодня.
– Правильно, со мной обсуждать этого не нужно. Мне там безразлично, что у вас со следователем. Даёте вы ему показания, признаётесь или нет. Мне важнее, что с вами будет через 2 месяца, проведённых вами тут. Как вы эти 2 месяца тут проведёте, всё ли хорошо будет или не очень хорошо. Со мной можно и другие дела обсудить, так сказать, для вашего же блага.
– Какие дела? Мне вам сообщить нечего, я тут всего-то первый день.
– Вот, это то, что мне и нужно. Первый раз, ничего вам не ясно, не понятно, но ничего, скоро привыкните к местному быту, так сказать, почувствуете тесноту местных стен, – Нишев, произнося свою речь, начал ходить из угла в угол, держа руки строго по швам, а шею чуть задрав выше, как бы придавая своей персоне важности и величия, – я могу сделать так, чтобы 60 суток пролетели быстро и в комфорте, а главное, чтобы на последние сутки вас могли бы перевести на домашний арест, вы, наверное, слышали про такую меру пресечения?
– Да, слышал. Но я повторяю, что сообщить мне вам взамен нечего.
– Это сейчас вам нечего, а чуть попозже, может быть, будет что сообщить-то, как вы считаете, Георгий Лаврентьевич, а?
– Не знаю.
– Ну, вы подумайте, может, сегодня, когда ехали в автозаке, что-то слышали от господина Шепотенко, Игнатьева, Некочуева? Говорили же о чём-то, ну?
– Нет, не говорили, мне они не знакомы, я и фамилии их узнал, только когда их из автозака выводили.
– Ну-ну-ну. Охотно верю. А, кстати, вы с родителями-то давно общались, наверное, и попрощаться толком не смогли, да? Перед задержанием редко когда дают позвонить маме и папе.
– Нет, не успел.
– А я, знаете ли, могу организовать телефонный звонок маме с папой только тихо, чтобы об этом никто не узнал. Они, наверное, так волнуются за вашу судьбу, так переживают…
Сердце Беридзе в этот момент начало биться ещё быстрее и учащённее, его словно кольнули в самую сердцевину души ядовитой булавкой. Внутренний голос начал нашёптывать всякие мысли о том, что действительно, если родителям позвонить можно, то этим нужно непременно воспользоваться, другой же голос тут же парировал, задавая встречный вопрос о стоимости звонка или о том, что нужно будет делать за это.