По всей видимости, мой друг из прокуратуры то ли забыл напомнить своим коллегам о деле Беридзе, то ли просто, получив нужные показания и вытащив интересовавшего его человека из дела, забыл о своих обязательствах передо мной, то ли просто проявил безразличие.
Но решение нужно было принимать здесь и сейчас: либо соглашаться на срок 9 лет и давать устные гарантии, что сторона защиты не будет подавать апелляции, либо включать Адвоката с большой буквы, выступать в судебных прениях часа три, заявлять всевозможные ходатайства в защиту интересов доверителя, нервируя судью, который, как и прокурор и иные участники процесса, знает, что все они останутся неудовлетворёнными, и получать большой срок в районе 15 лет, а может, и все 17.
Подумав короткое время, я сообщил, что девять лет наказания нас устроит и что в целом можно начинать процесс.
– Вот и отлично, ну а прокурору я сейчас позвоню, и он поднимется. Да, и ещё, Вячеслав Игоревич, у меня сегодня рыбалка, всё же пятница, вы там поменьше выступайте, если можно? А то хотелось бы до 16:00 кончить это дело и спокойно поехать без пробок. Свидетелей как, кратко допросим или просто огласим их показания без вызова?
– Хорошо, хорошо, как вам будет угодно. Мне тем более сегодня самому желательно пораньше домой приехать, в ночь в Санкт-Петербург улетаю.
– Счастливого пути, ну ожидайте в коридоре, скоро начнём.
– Честь имею, – отрапортовал я также по стойке смирно, чем вызвал улыбку у Александра Николаевича.
13:00.
Спустя пять минут в коридоре показался мужчина, одетый в голубой китель и такие же по цвету брюки. Этого прокурора я лично не знал, но он меня почему-то поприветствовал, заходя в кабинет судьи. Спустя ещё минут 10 остальных участников попросили зайти в зал.
Беридзе привели через две минуты. Закованный в наручниках с очень уставшим видом, опущенными глазами в пол, он словно говорил: «Давайте быстрее, я очень устал и ничего хорошего от этого представления не жду».
Бабушка, увидев своего внука, начала очень громко плакать, её было начала утешать Светлана Сергеевна, но это не помогло, рыдания становились всё громче и громче. Гнетущая атмосфера ещё не начавшегося процесса начинала напоминать жалкую картину расправы над провинившимся солдатом, которого должны были выпороть прилюдно перед всеми на плацу, несмотря на его происхождение и род, несмотря на крики родственников, орущих что есть мочи: «Не виновен».
Беридзе стоял в клетке прямо напротив сидящего прокурора, побритый налысо, с чуть свисающими штанами, в ботинках без шнурков.