Жалко, что музыка перестала звучать. Одна сплошная философия прёт. Так и до политики договоримся, не дай бог. А давай, брателло, песню с тобой споём, а? И, кстати, хватит тут стоять как на параде, сядь по-человечески, выпей со мной, расслабься. Ты какие песни знаешь? «Жил на свете капитан, он объездил много стран»? Нет? «Прощай, любимый город»? Неужели «Пятнадцать человек на сундук мертвеца»? Ну, слава богу, а то я уж подумал… А ты знаешь такой романс Баратынского «Не растравляй моей души воспоминанием былого»? Тоже не слышал? А хочешь, я тебе спою, а ты подпоёшь, если получится? Что, соседи проснутся? А мы тихо-тихо… Ну, давай…
Не растравляй моей души
Воспоминанием былого.
Уж я привык грустить в тиши,
Не знаю счастья я иного.
Уж я привык грустить в тиши,
Не знаю счастья я иного.
Во цвете самых пылких лет
Всё испытать душа успела,
И на челе печали след
Рука судьбы запечатлела.
И на челе печали след
Рука судьбы запечатлела.
Хороший романс, правда? Жаль, что короткий. А вот ещё такой, это уже Владимир Соколов. Был такой поэт в советское время.
Студёный май. Еще на ветках зябли
Ночами почки, но земля цвела.
Я деревянный вырезал кораблик
И прикрепил два паруса – крыла.
И вот по бликам солнечным кочуя,
По ледяной, по выпуклой реке
На ненадёжных парусах вкосую
Он уплывал куда-то налегке.
Не сознавая важности минуты
Я не прощался, шапкой не махал.
Но так мне было грустно почему-то,
Как будто впрямь кого-то провожал.
А в синеве, где выйдя в путь далёкий
Смешалась с небом стылая вода,
Качался детства парус одинокий
И льдинкой белой таял навсегда.
Плохо подпеваешь! Что, слов не знаешь? Я тебе в следующий раз их напишу.
Эх, почему так томительно на сердце? Что за тиски его сжимают? Что за танки топчут мою душу? И где мой второй эшелон? Помидоры, на выход! Капитан! – Я здесь, сэр! – Наливай! – Слушаюсь, сэр! Буль-буль… Буль-буль…
Всё, с песнями завязываем. А то сейчас скоро зашумит камыш, и деревья начнут гнуться. О чём будем говорить, дорогой? О любви? О боли? О счастье? Эк тебя развезло с одной рюмки. А говоришь, что это я философ. Ну, о счастье, так о счастье. Вот читаю я воспоминания фронтовиков. Не тех, кто мемуары писал, а тех, кто под смертью ходил. Вот где настоящая философия! Вот у кого учиться надо жизнь любить! Их сунули в настоящий ад. Жизнь – хуже некуда. Холод, голод, грязь, вши и смерть. А ещё подлость, равнодушие, презрение и безразличие со стороны начальства. Что должны были чувствовать эти люди? Как они не сошли с ума от беспросветности и безысходности своего существования? От перспективы близкой и неотвратимой смерти как избавления от невыносимой, изнуряющей, унижающей их достоинство жизни, от вида мук своих раненых товарищей и многочисленных трупов, которых никто не хоронил, зная при этом, что назавтра их очередь? Но даже в этом страшном нечеловеческом мире они умудрялись находить точки опоры, путеводную нить, противоядие, которые им позволяли выжить и даже иногда быть по-своему счастливыми. Поел сегодня сытно – счастье. Заночевал в тёплой избе, а не на дне промёрзшего окопа – ещё большее счастье. Не убили в бою – хорошо, один день да мой. Легко ранили, отправили в медсанбат – это почти эйфория. Месяц спокойной жизни в тепле и сытости. Комиссовали – счастливчик, которого оставили на расплод. Даже в этих нечеловеческих условиях, привыкнув к ним, они находили время и место для шуток, подбадривали друг друга, помогали в трудную минуту, выручали в беде.