Первый, кто ответил мне неодносложно, это весовщик. Напор ожидавших своей очереди, как он объяснил, отвлекал его от ремесла, а работа с весами требует едва ли не молитвенной концентрации. Об истории, которую я нес на устах и в сердце, он никогда не слышал, но с большим интересом старался запомнить все детали, что-то мог и уточнить или прокомментировать. Скоро он забросил работу, разогнав ожидавших, и принялся рассказывать мне свою жизнь. Простой путь трудяги, каким я всегда завидовал. Понимаешь, смотрю я на людей, которых он разогнал, и вот восхищаюсь, что его труд востребован. Они же ждут: ничего замудренного, вроде бы, но всем необходимо. И весовщиков-то вокруг тьма, да каждый нарасхват. А он тосковал. Жалел, что жизнь его однообразна, нет в ней глотка свежего воздуха, нет сладкого безумия, великое ему не по плечу. А я только и думал, как бы сказать, что небудничный путь – такая же будничность, что «высокое» – не более чем миф, когда оно не несбыточная мечта, а пошлая каждодневность с удушливым зноем, разорванной обувью, постылыми мыслями и отвращением к себе.
– Чудеса так редки, – сказал я.
– Да кому нужны эти чудеса! – возразил он. – Мне бы только выйти и пойти на все четыре стороны, куда глаза глядят! Можешь такое представить? И искать что-нибудь самое главное в жизни, не знаю, что угодно, любовь, истину, Бога!.. Открывать тайны мироздания!
Я даже не пытался ему ничего объяснить. Что правда всегда горька и, сколько бы раз ты ни слушал повтор этой сентенции, в реальности оно все равно пронзит тебя. Что внутри человека тьма, погружаться в которую увлекательно, но крайне неприятно. Что «высокая» душа – душа праздная. Что идти черт знает куда и искать черт знает что обречено на осуждение и сомнение. Что человек остается человеком, где бы он ни оказался. И, главное, чем больше бежишь от опостылевшей реальности в какую-то другую, тем сильнее тебя настигает твоя прежняя. И финал здесь один – сдаться прошлому. Это будет совсем не так, как если бы ты отказался вначале – нет, пройденный путь есть пройденный путь. Просто все проходит и все возвращается. И мы не так уж свободны в своем выборе, ведь этот мир устроен не для таких, как мы.
Я прокрутил эти мысли в голове и смолчал. Противно было слушать бредовые речи. Он разозлил меня так сильно, что даже пробудил интерес: с чего бы так? Ведь ничего жестоко-мерзкого он не предлагает… Я вдруг понял: я все еще сам грежу наяву о чудесном восхождении к свету. Весовщик рассказывал как по писаному мою сокровеннейшую мечту, пел главную песнь моей души. Мне было горько слушать, потому что я все еще верил. А он все продолжал фантазировать, как пустился бы в вольные странствия, как познавал бы одну истину за второй, как в тишине Пустыни слышал бы Бога… Никогда в жизни он этого не сделает – понял я. Ну и ладно, его дело. Я вот пошел… И ты знаешь, я впервые почувствовал себя хоть в чем-то старше другого человека, опытнее. Его горизонт лежал под моими ногами.