Лишив себя человеческого свойства, я вычеркнул свое имя из рода людского и записал его в списки избранных, исключительных душ. Я был Пророком, я был выше Пророка! Я был ближе всех к Богу, и Бог говорил со мной!
Он действительно говорил, но я не понимал его. Он пытался спасти мою душу, пока чернота малодушия и эгоизма не прожгла ее в уголь. Он сажал в мой рассудок семена прозрений, единицы из них проросли. Мое безумие вело меня к остановке дыхания, но чудом в глотку залетал воздух.
Я выдумал все, говоря себе, что знания эти пришли свыше. И в вечной жизни у меня было единственное предназначение: попасть в широкий мир света, счастья и познания. Как вы поняли, я не слишком долго думал над этими тремя словами. На вопросы логики «Что это за мир? Как туда попасть? Что в нем делать?» я и вовсе закрывал глаза. Мне не нужно было никуда попадать и двигаться. Я всего лишь хотел убежать от тревоги.
Мыслями в своей выдуманной реальности, я оставался жить телом в настоящем. Один проникал в другого, и, если мне суждено было оказаться в другом мире, я должен был быть готов. Но сначала я скажу все, что знаю об этом загадочном месте:
Там нет ничего плотского, ничего физического. Нет пищи, нет сна, нет даже дыхания. Попадая туда, ты становишься бестельным существом, по сути, душой, но я помню, как представлял себя голого. Значит тело все-таки есть. Однако одежда не нужна, ты не испытываешь жар или холод. Что же есть? Есть ли люди?
Нет, их не может быть. Они принадлежат низкому миру, узкому. Это же мир божественный. Там есть природа, стихии, сила во всех ее проявлениях и множество, огромное множество света. И по этому миру можно идти, можно и бежать, но почему-то молча. И можно радоваться и восхищаться окружающему. Да, пожалуй, звучит скучновато.
Но скука – удел узкого! Удел низкого!
Я в это верил. А сейчас поражаюсь. Неужели я думал, что вечность буду гулять по лесам?
Океан вырастал все больше и ближе. Когда вода полилась по траве, семья, сжавшаяся в еще более тугой шар, заныла так пронзительно, что мое жесткое сердце сжалось. Мы сняли рубашки и ступили к затопленному обрыву. Взявшись за руки, стоя в ряду, мы дали беззвучную клятву. Вместе, несмотря ни на что, плыть до конца.
Вода, нагретая пламенем, была теплой, как молоко. И погрузившись в ее горячую мягкость до колена, мы нырнули с головой вниз.
Оглушающие звуки сражения стихли, и под водой лишь глухо отдавались удары. Держа руки клином, я создавала волну своим телом, но я не могла не повернуть голову назад. Вдали медленно проносилась семья, накрытая синим одеялом, и уже врозь уплывали безжизненные тела.