Русская Дания (Кёнигсбергский) - страница 112


Он ехал, ощущая приятную прохладу на своем лице, и решил переосмыслить все то, что с ним успело произойти. Он вспоминал своего мертвого компаньона – морячка, огненный дождь, мертвого штурмана Копытко, работника СИЗО Чертанова, гневных сокамерников, побег из тюрьмы, и, наконец, добродушного амбала Чертокентия, который с понятным и все равно немыслимым бескорыстием нес его на своей крепкой шее. Хоть все это и казалось чрезвычайно реальным, тем не менее, в его голову закрадывались сомнения по поводу всего произошедшего. Добрые летящие, и поющие, и ветерком с крыльев его обдающие, птицы только свидетельствовали об этом. «Где-где, а в Аду счастливых созданий не бывает», – так Ефим Георгиевич решил себя утешить, глядя на веселых попутчиков. Солнце стало светить еще ярче, да так, что начало слепить. Спустя мгновение, Распупин, потерявший вследствие этого контроль над дорогой, обнаружил, что едет по чьим-то наспех брошенным телам. С одной стороны это его испугало, с другой даже немного обрадовало, ведь тела не кричали. Чем я могу им помочь? – подумал Распупин, – кроме них самих, им теперь уже никто помочь не сможет… Поскольку трупов было чрезвычайно много, целое поле, усеянное мертвецами, ему пришлось изрядно потрудиться, чтоб не упасть с мотоцикла.


Он ехал, должно быть еще пять часов, и вокруг стало потихоньку темнеть. Внезапно впереди заблестели горящие огоньки. «Город?» – искра собачьей радости промелькнула в его голосе. Кое-как добравшись в темноте до его окраин, он увидел светящуюся вывеску кабака, выкинул мотоцикл, и, обрадовавшийся, решил туда зайти. Глаза его слипались, а в кармане не было ни гроша. Убедившись, что ничто ему не угрожает, он присел за одним из свободных столиков и прикорнул.


– Дорогие посетители нашего бара! В связи с недавними событиями, а именно, введением нового городского законодательства, в нашем заведении больше не продается еда, включая алкоголь. Глубоко вам сожалеем! – мужчина в черном рваном пиджаке закончил свою речь и печальный пошагал обратно за барную стойку, наверное, чтобы застрелиться.


– Вот так съездил в Воркуту…


Распупин вышел из кабака и решил немного пройтись по улицам города, дабы окончательно убедиться, что санаторный курорт под названием «Геенна Огненная» уже в прошлом. Но не успел он выйти, как почувствовал чьи-то острые зубы, вцепившиеся ему в правую ногу. Он опустил голову – это был человек, даже не волк. «Что за чертовщина! Отцепись, оборотень! – прокричал Распупин и пнул животное по голове, и человек-волк, скуля, побежал прочь. Пройдя еще десять метров, Распупин увидел, как прямо на него, выставив вперед рога, бежит лось. «А это еще что! Что забыли здесь, твари лесные!» Распупин, вычертив взглядом неподалеку фонарный столб, по инстинкту подпрыгнул и вцепился в него руками и ногами. Но и это не было для него облегчением. Как назло, к Ефиму Георгиевичу подлетела стая ворон, и начала его клевать. «Ай! Ай! Что ж за наваждение! Уберитесь, ироды!» Атакуемый пернатыми и бодающим его снизу под зад лосем, он огляделся, и увидел: повсюду шныряли дикие звери, а все люди, что проходили мимо, напоминали скорее призраков, или были чем-то вооружены. Женщин не было видать. Двери во многих заведениях были забиты деревянными досками изнутри. Когда лось и птицы в конце концов оставили его, он, еще раз оглядев округу, тихонько спустился с фонарного столба, отряхнулся, и пошагал дальше. На следующем столбе он увидел плакат, где большими буквами было написано: