«Почему же люди не поладили с чертями?» – задумывался вскользь Распупин, когда видел, как очередной черт давит копытцами какого-то еще живого человека, но ответа он этому пока не мог найти. «Кто я такой?» – спрашивал он далее себя, – «быть может, Чертопупин, а не Распупин?» Он хотел спросить об этом Иннокентия, но вдруг остановил себя в таком потуге. Он испугался, что тот ответит ему положительно:
–Черто… тьфу ты! Иннокентий, ты не знаешь…
– ……………..
– А нет, ничего, выкинь из головы.
На всякий случай он оглядел свои руки, пару раз их развернул, а затем вгляделся в лицо Толика – у того по-прежнему, как и у Иннокентия, был человеческий вид.
Чтобы внимательнее ознакомиться с окрестностями, Распупин попросил Кешу спустить его с плеча – на улице было уже не так опасно. Он по-прежнему оглядывался: то на здания, то на дорогу, то на чертей, то на Иннокентия, то на маленького Анатолия, то на собственные конечности, но что-то отбрасывало на него тень сомнения – город будто бы стал другим. И дело было даже не в его разрушенном состоянии – человек всегда опознает мертвого товарища или признает в испорченной любимой вещи свою любимую вещь – а в чем-то, что давало ощущение изысканности: он никогда не испытывал подобное в родном городе Н. Дорожные знаки, фонарные столбы, разметка на асфальте, да и сам асфальт будто бы были на порядок выше, будто бы в город Н. явился какой-то волшебник и взмахом палочки преобразил все, устранил все изъяны, довел все, наконец, до совершенства. Здания, которые, казалось бы, только что подверглись бомбардировке, также обладали долей этой самой изысканности – в них Распупин даже увидел нечто иностранное, он не мог представить, чтоб подобное когда-нибудь было бы построено в городе, где опасно ходить по улицам в любое время суток, даже днем. Очарованный этими веселыми руинами он уже не обращал внимания на сопровождающее его процессию кровопролитие, а просто, словно следующий за экскурсоводом иностранный турист, шагал по все ярче раскрывающейся его взору тропе.
Экскурсия, а вернее, ее приятная часть, продолжалась недолго. Положительные эмоции закончились, когда перед Распупиным предстало то самое здание, какое он минутами ранее видел на заглавной странице врезавшейся ему в лицо газеты. Взволновавшись, он резко посмотрел наверх, чтобы убедиться в том, что там нет датского флага, какой был на фотографии – ведь он четко осознавал, что заголовок был посвящен именно Дании, и что это было именно датское здание. Фортуна и в этот раз решила не идти ему на встречу – флаг гордо и непоколебимо стоял на том же самом месте. Он стал нервно смотреть по сторонам, в надежде взглядом найти этот самый выброшенный им номер, и, убедившись, что тот уже пропал из виду, развернулся и словно в припадке помчался обратно. Иннокентий, Толя, а также вся орава чертей, смущенные его внезапным марш-броском, бросились за ним.