Русская Дания (Кёнигсбергский) - страница 26


Через мгновение, после того как раздался плоский звук, и светило в последнем галактическом присесте поразило шифер и разнеслось сотней сочных корпускулярных брызгов по всему дому, что-то произошло. Солнце, завершив свой обход, на фебовой колеснице возвратилось на место, точно пес в будку, орбитальная станция канула в небесную проглядь вместе со всеми своими обитателями, а король саламандр окончательно развоплотился со словами: «ты что встал как вкопанный, бежим, нас же поймают. У них собака! Ну, ладно… счастливо оставаться».


Парнишка, что был помладше, пускай немного замешкался, но его друзья решили-таки его не бросать и, дождавшись, помогли ему спуститься с крыши. За воротами никого не было видно, решили , что можно выходить, и осторожно приоткрыли металлическую дверь, чтобы не вызвать подозрений. Выскочив в переулок, дети огляделись, куда бы им стоило бежать, чтоб поскорее скрыться. Направо проспект – там много людей и машин, но до него бежать по прямой, да еще к тому же и долго, нужно налево – там склады, можно скрыться на складах, туда точно никто не додумается за ними пойти. Решили и сразу же побежали по короткой тропе. Один из детей отделился.


– Ты куда?

– У нас же уроки, прогульщики!

– А сам чего с нами бегаешь!

– Да ну вас!


***


Анатолий, маленький мальчик, недавно пострадавший от взрыва в типографии, но уже выздоровевший, бесприветственно ворвался в кабинет. Как ни странно, преподаватель не обратил на него, зачуханного и оборванного, никакого внимания. Он попытался сесть на последнюю парту, которая по старой доброй школьной традиции была свободной, но столкнулся с кучей появившихся на пути бытовых вещей: он поранил ноги о кастрюли и сковородки, изрезал руки о кухонные ножи и проволоки, ударился головой о микроволновку, а затем, корчась от боли, начал издавать всякие неприличные ругательства, замаскированные под названия стран, рек, сел, оврагов, травмпунктов, наркопритонов, лепрозориев, хосписов, крематориев, церквей, городов и психдиспансеров; ученикам показалось, что он лишь повторяет заданное на дом, и вовсе не страдает.

Класс обратился в жилое, захламленное, отараканенное помещение – там больше нельзя было грызть гранит науки.


Началось все с того, что учительница, Анжела Остолопьевна, перенесла туда все домовые вещи; женщины, в том числе и она, прознав о недавних событиях в Дании, больше не хотели ходить на работу, а потому с присущей всякому самоубийце решительностью перестали это делать (осуществить задуманное, правда, смогли лишь в буквальном, не в прямом смысле). Страдающие мегеры, цепляясь склизкими плавниками о хаос асфальтовых улиц, ползли вместе с грузом в школу, оккупируя и аннигилируя кабинеты всем накопившимся за годы подводного бдения убранством и медленно преобразуя стены в подобающую их морскому образу жизни субстанцию.