у этого черного существа выросла вторая голова на плечах…
мое имя – «Не-жители-города Н.», хо-хо-хо, разразилось оно басовым смехом, и попробовало завладеть черным телом «Жителей-города Н».
правая рука, или вернее ее подобие, непослушно, словно нацист, выпрямилась вперед, и сжала пальцы, все кроме указательного: «туда пойдут твои ноги!» – сказала вторая голова и засмеялась; но ноги пока что принадлежали «Жителям-города Н.», потерять ноги для Него значило бы потерять самого себя…
эх, знала бы ты глупая башка, сколько подобной швали я повидал за свою жизнь! – воскликнул «Жители-города Н.», – все указывали мне дорогу! у всех было свое мнение! а в особенности вонючие идеалы!; я пережил детство!; в том числе и Иисуса, что прилетел по мою душу!;
там… в раю…; вырванный из привычной среды обитания, я заплесневел, заиндевел, и похерился; пускай меня и забрали из ада, но тот ад был мне домом!; привыкнуть можно к любым, даже самым озверевшим бесам!; а вот рай оказался тюрьмой!; клетка разума!; вечно бурлящий, изничтожающий себя котел, имя которому – твоя голова!; неизбежный приход ночи и невыносимая тишина!; медленное опустошение в одинокой мгле!; растворяющееся в себе сознание!; тлеющая память и мертвые идеалы!; ничто не свято!; никакой реакции, никаких недовольств!; беспощадное сомнение и автореферентность!;
но голова будто бы его не слушала, и вновь, подобно равнодушной к проявлениям симпатии работнице супермаркета, подняла его правую руку, и указала пальцем вдаль; «беги отсюда, дурень!» – гордо сказала она ему;
и его правая нога невольно потянулась вперед, притягивая за собой неслыханной тяжести груз в виде его тела; этих иждивенцев там как собак нерезаных!; рог изобилия какой-то! на западе-то!; левая все еще принадлежала ему, и не только нога;; ,,, социализм!. . .,, можно не работать!. . .,, и волна сомнений прокатилась по его сознанию, словно каток по только выложенному асфальту; говорю тебе! надо валить. . .,, барахлящий прибор под названием память еще подавал признаки жизни;.,, в этих залах богини Мнемозины было так пусто, но кое-где водились воспоминания – некоторые запылившиеся, некоторые – не очень; некоторые – с желчью, некоторые – с марципанами; в этой стране себе на похороны не заработаешь!;
и здесь, надо сказать, произошел неожиданный для всех момент: «Жителей-города Н.» начало вновь тошнить, причем рвота была беспрерывной и интенсивной, так, что казалось, что он выблюет вот-вот все свои жизненные остатки, а затем его, а вернее, уже не совсем его, тело, разорвало на части, и этот крылатый демон в виде Жителей-города Н. и Не-жителей города Н. развалился на две части, спровоцировав под собой глубокую трещину.