Русская Дания (Кёнигсбергский) - страница 98


ориентировка на невытоптанные поля ввиду глубокой пресыщенности сиюбытием, романтическая придурь и поиск притягательных маяков, вера в неминуемость конца и жизнь завтрашним днем, щепотка бешенства матки и пригоршня idee fixe, гедонистическое послабление и склоненная голова, все более изощренные средства достижения удовлетворения и доходящий до крайности эксцентризм…


– Наше! – ответный возглас первого лагеря, возникшая оборона менгира и готовность взяться за дреколье;


… – и другой лагерь, уверившись, что для каких-то глобальных перемен есть только одна дорога, резко и целеустремленно схватился за заполонившие всю площадь бутылки датской водки, и принялся кидать их во врага;


чем-то это могло напомнить средневековое сражение, когда стороны стоят друг напротив друга и ждут момента для атаки;


вместе с переменившимися настроениями народа переменилась погода; с неба, будто по приказанию высших, преисполненных военного горячительного, сил, полетели капли дождя; то, что мгновением назад можно было назвать праздником, теперь обратилось в безжалостное братоубийство;


ворон, выступавший все это время лишь пассивным наблюдателем…

решение, которое вызревало в нем долгие годы…

желание улететь куда-то далеко-далеко…

ожидание переломного момента…


Нет, он решился на это не потому, что условия существования в городе Н. стали невыносимыми…


Как существо, живущее выдуманными историями, он сам хотел, чтоб его жизнь походила на выдуманную историю, и потому ему оставалось лишь ждать подходящего момента: ведь побег куда более интересен, когда есть от чего бежать…


Последний раз окинув взглядом толпу, ворон сжал волю в лапу и направился прочь из города Н.


***


Летя сквозь серые улицы, он обнаружил, что конфликт стал повсеместен. Людей в городе Н. теперь можно было разделить условно на три группы: собственно, самих конфликтующих, а также более смышленых граждан, которые предпочли не болтаться меж молотом и наковальней, а просто тихонько уйти. Ворону они более всего импонировали, так как напоминали ему самого себя. Правда, если у них и было то общее, что они хотели поскорее покинуть город Н., то места назначения были диаметрально противоположные. Ворон хотел попасть на небеса, , , – а – , , , эти беглецы хотели попасть в Ад. Он как раз пролетал недалеко от тех трамвайных линий, на которых по местному возникшему совершенно недавно поверью можно было сесть на трамвай в Геенну. Но не стоит думать, будто бы люди хотели отправиться в Ад по своей глупости, нет. Туда их вела лишь трагичность ситуации. Ни у кого и в мыслях бы не возникло, что где-то в городе Н. есть портал в Рай. Учитывая долгие года несчастливой жизни в городе Н., как бы они вообще могли подумать, что могут рассчитывать на Небеса? Единственная надежда для несчастливого человека это укрыться где-то в Аду, о большем ему мечтать не приходится.