У нас вообще принято было испытывать перед их семьей, которую мы назвали «взвейская родня», некий священный трепет и благоговение. Но если муж Марфы Дмитриевны, Борис Михалыч, заслуживал такое отношение своими военными регалиями и погонами с большими звёздами, то вот сама Марфа Дмитриевна вызывала уважение одним лишь своим видом.
Они оба были похожи на двух русских богатырей: один в мундире и с басовитым командным голосом, другой – в юбке и с грозным взглядом под тяжело нависшими бровями. Оба богатыря под два метра ростом, огромные в обхвате, как древние дубы, и с могучими медвежьими ручищами. Они к нам приезжали с чемоданами, которые мой дед едва отрывал от пола.
Говорят, Марфа Дмитриевна с Борисом Михалычем познакомились просто потому, что перепутали в поезде эти свои неподъёмные чемоданы – чёрные с застёжками в виде ремней. Ну и пока разбирались, где чей чемодан, между ними пробежала, что называется, искра и взаимная приязнь.
Марфа Дмитриевна тогда ездила учиться в Взвейск в медицинское училище, а Бориса Михалыча туда направили лейтенантом в военную часть. Так они там и осели. Борис Михалыч дослужился до начальника штаба полка и звания подполковника, Марфа же Дмитриевна после училища медсестрой пошла работать в взвейскую психбольницу и проработала там до пенсии.
Взвейск находится в сотне километрах от Угрюмска на заморочной стороне. Если сесть в электричку на угрюмском вокзале и поехать в западном направлении, то через два часа будешь в Взвейске, городе военных, психов и богомольцев. В Взвейске, кроме военной части и психушки, есть ещё так же большой и древний Взвейский Непорочнозачатиевский монастырь, в котором лежат мощи великих русских святых Пафнутия и Харлампия Взвейских да с недавнего времени, к тому же, блаженной Паранюшки, жившей и творившей чудеса в Взвейске в годы безбожной советской власти. Сюда стекаются люди со всей Руси, чтобы поклониться мощам и испросить себе чего-нибудь.
К слову, Марфа Дмитриевна с Борисом Михалычем – люди сугубой советской закалки, и это на них никак не действует. Они неверующие и про религию думающие весьма скверно – как об опиуме для народа. Впрочем, несмотря на это, детям своим, двум сыновьям, заранее дали наказ похоронить их по православному обряду на монастырском кладбище.
Марфе Дмитриевне теперь семьдесят четыре, а Борису Михалычу – семьдесят восемь, но они старики крепкие и пока что в здравом уме. Ездить к нам в гости, правда, перестали. Последний раз были на похоронах у бабки, и с того времени дорогу в Угрюмск забыли напрочь. Может, потому что и не к кому теперь. А может, потому что дом бабушкин, то есть их, моей бабушки и Марфы Дмитриевны, родительский дом достался тётке: подозреваю, что всё же осерчала Марфа Дмитриевна на сестру за этот дом.