Пару лет назад, когда она была в декрете по случаю долгожданной (для моей тёщи, а её свекрови) беременности, ей удалось раскрыть в себе и поэтический дар. За четыре месяца она написала книгу стихов в 500 страниц, которую напечатала на деньги их семейного с шурином бюджета и бесплатно раздала чуть ли не половине Угрюмска; другая половина как-то избежала этой участи, поэтому коробки с книгами (это я видел собственными глазами) по-прежнему пылятся под кроватью у шурина.
Возможно, именно этот книжный опыт Вероники подсознательно и сподвиг меня тоже взяться за литературные поползновения: дурной пример заразителен – если Вероника может, то почему бы и мне нельзя?
А теперь, поговаривают, она заинтересовалась театром, либо что-то вроде того. У нас в Угрюмске театра отродясь не бывало. Так она ездит раз в неделю в областной – с сыном Поганюка-младшего, который хоть и сосунок для неё по возрасту, но зато имеет два мерседеса и художественный вкус, всё ж таки сын главного барина.
Может быть, по этой причине Вероника стала малодоступна и для самого шурина, и пока он на своей интересной работе всматривается в бездну и ищет вчерашний день, ребёнок их гуляет по бабкам и дедкам, а Вероника в это время гуляет по кремлёвской набережной в старом Угрюмске, где стоят большие и красивые дворцы угрюмской знати.
Впрочем, это совсем неудивительно: политики и журналисты всегда находятся в непосредственной близости друг от друга, особенно продажные политики и продажные журналисты. Угрюмск – не исключение. И Веронике, с её-то природными талантами, сам бог велел повыгоднее себя продать, пока ещё товар конкурентоспособен в глазах серьёзного покупателя.
Недавно видел её на новой машине – не мерседес, конечно, но и на деньги шурина такую не купишь. «Насосала у Поганюков», – зашептали злые языки не то с осуждением, не то с завистью, не понимая, каково это – сосать в театре и где только можно и нельзя, ведь на это тоже талант надо иметь.
А что же шурин? Шурин – ничего, смотрит в свою бездну и молчит, и что он в это время думает – никто не знает.
Я мог бы ещё рассказать про отца шурина, тоже врача, который, в отличие от шурина, смотрит людям в рот, то есть он стоматолог и рвал зубы ещё моей прабабке. Или о его матери, враче-педиатре, – ей уж восемьдесят, а она всё принимает: это у неё мой двоюродный племянник Вадик давеча съел деньги.
Мог бы рассказать про Лёшу Дунина, единственного представителя нетрадиционной ориентации в Угрюмске, не прячущего от общественности своих наклонностей (тайных-то педерастов да педерастов по жизни – хоть отбавляй). Тесть презрительно называет его «дщерич» – он внук его тётки. Лёша Дунин долго искал себе напарника, был неоднократно бит и в итоге – отчаялся, женился и сейчас многодетный папаша.