Женя крепко прижала любимый рюкзак к себе. Как же не хотелось расставаться с этим потрёпанным гаджетом. Но все нужные слова прочитаны, все смыслы впитаны, и эта глупая техника не сможет подарить ничего более серьёзного, чем то, что уже было подарено ей. Девушка протянула мужчине свой телефон и планшет друга.
Покорные, осторожно блеющие, пассажиры отдавали технику и оружие, если таковое имелось.
– Благодарим вас за сотрудничество, – ласково пролепетал голос сверху. – И просим вас спокойно посидеть ещё некоторое время. Спасибо.
Мужчины в котелках недоуменно переглянулись. Папа крепче прижал к себе дочь, по лицу которой бежали безмолвные слёзы. Белый платок постепенно темнел и неприятно сминался. Старушка что-то ворчала про себя, привлекая внимание крайнего мужчины в чёрном. Школьники, так желавшие сойти с вагона, жались друг к другу и смотрели снизу вверх на огромных бандитов. Стоявшие неудобно топтались на одном месте и нерешительно садились. Дмитрий уступил место большой женщине с широкими карманами и опустился на пол, запихивая сумку под сидения.
За жёлтым окном показались лица соседнего вагона. Белые ладони стучали в стекло, красные, синие губы что-то кричали, пытаясь привлечь внимание. Как только один из мужчин в чёрном подошел к двери, словно зверёныши, они отпрыгнули. Их испуганные глаза желали как можно скорее убраться оттуда. На смену им приходили новые, ничего не знающие, но такие же большие и трусливые. Этот широкоплечий, что молча и терпеливо стоял на своем посту до сих пор, поднял средний палец в чёрной перчатке. Он задорно засмеялся, когда женщина с густо накрашенными губами с визгом отбежала. Двери в соседних вагонах распахнулись, и люди, помятые, всё ещё сонные, уже получившие свою долю адреналина, с белыми мочками ушей, с красными шеями, выпрыгивали на землю. Они стучали, колотили, молотили в наш вагон и кричали, кричали, кричали.
Женя отрешённо смотрела на развернувшийся вокруг хаос. Казалось, что люди, собравшиеся здесь, в этом вагоне за несколько прожитых минут смогли стать единым целым. Каждый чувствовал страх. Причём страх не только свой, но и каждого, кто так же был подчинён и безоружен. Каждый чувствовал одновременно и отчаяние, и готовность бороться за свою жизнь до последнего вздоха. Но не начинал борьбу, потому что «страх»… Довольствуясь лишь собственной готовностью, многие глубоко, часто и истерично впивались в воздух. В закрытом пространстве вагона становилось очень холодно и душно. Слишком мало пространства оставалось для «последнего вздоха»… Окна слегка запотели, ещё больше отрывая пленников чужой игры от повседневной, спокойной жизни. По желтоватому стеклу пронеслась капелька влаги, вторя слезинке, скользящей по бледной щеке ребёнка.