Можно вообще сохранить здравый рассудок, находясь в постоянном диалоге с единственным собеседником, с самим собой, в условиях безграничного времени? Наверное нет, мое сознание расщепилось как минимум на несколько личностей, так как мне нужен был этот самый диалог. Без него существование было бы вообще невозможным, и эти личности уже обрели некую независимость друг от друга. У них даже были разные имена, одного я называл Парком, а второго тем именем, которым меня назвал Футирам, – Павлом.
– Когда уже взойдет это проклятое солнце?
– Думаю, уже очень скоро, Парк, потерпи.
– Я не могу больше терпеть, Павел, я хочу умереть.
– Ну давай вставай, разбегись и шибанись головой о стенку, если повезет, то мучение будет недолгим.
– Думаешь, получится?
– Да кто его знает, получится или нет. Но какие тут еще есть варианты?
– Вариантов никаких, только о стенку головой. Боже, почему же так холодно?
– Каменный мешок, откуда тут быть теплу? Сейчас солнце взойдет, и станет тепло.
– Скорей бы, не видно его еще?
– Видно, вон уже видно тот угол камеры. Значит, солнце уже близко.
Глаза полностью приспособились к отсутствию света и реагировали даже на очень слабый свет утренней зарницы. Когда стенка напротив из смуглой черной темноты начинала обретать серые очертания, я понимал, что рассвет уже близко.
Сегодня был очередной рассвет, я уже по косвенным признакам определял, что день будет солнечным и жарким. Когда окружающий мир сужается до пространства в несколько квадратных метров, в итоге ты постигаешь каждый миллиметр этого пространства. Каждый кирпичик, каждую трещинку. В моей камере я знал все узоры, многим из которых я даже дал как бы имена, точнее, определения. На стене напротив окна, например, был камень, на котором трещины складывались в что-то похожее на собачью голову. Я вот знал, что еда в нише появляется, когда солнечный луч проходит собачью голову. В камере не было дверей, было только два отверстия, первое – ниша в стене слева от собачьей головы. Которая открывалась в определенное время, выдавая мне кувшин воды и кусок хлеба. Сколько я ни старался разглядеть, что же там, за этой нишей, было, я этого сделать не смог. Ниша закрывалась, после того как я забирал воду и хлеб, и открывалась только на следующий день. Вторым отверстием в камере напротив ниши было отверстие нужника, зловоние из которого было главной проблемой в первые дни моего существования тут. Сейчас я уже его не чувствовал, да и почти уже не использовал этот нужник по назначению. Так как то количество еды, которое мне тут выдавалось, усваивалось моим организмом без остатков. Ну разве что вода все еще выходила из моего организма.