Что ещё рассказать тебе, папа? Ах да, я закончила школу и поступила в институт. Я буду переводчиком, если получу диплом, а я обязательно получу. Я же помню, как ты рассказывал, что хотел учиться на историческом факультете, а родители запихнули тебя в политехнический институт. Но ты ведь доучился, значит, и я доучусь, правда? Я же твоя дочка.
Представляешь, в воскресенье мы должны были всей семьёй ехать в театр: я, мама, Костя и сестра с мужем. Ты ведь знаешь, как меня укачивает. Я спросила маму, можно ли мне поехать на метро. Мама заупрямилась, и мне пришлось сесть в машину. Разумеется, меня стошнило. Я испачкала шарф и мамину сумку. Мама очень ругалась, хотя я не виновата…
Она всё такая же, мама. Папа, я знаю, что ты не можешь её видеть. Ты же её до сих пор любишь. Но ведь меня ты тоже любишь, правда? Хотя бы чуть-чуть?»
Впереди показалась станция метро «Василеостровская», и Ника ускорила шаг. Папа шёл впереди, покачивая зонтом в такт шагам. Теперь Ника знала, что скажет ему. Ноги у неё всё равно промокли, поэтому она пробежала через лужу и догнала его. Пошла рядом. Нике не хотелось его окликать. Хотелось, чтобы он сам увидел её и остановился. Но он не остановился. Ника стала отставать – у неё с детства было слабое сердце, и при быстрой ходьбе она задыхалась. На глазах выступили слёзы.
Почувствовав, что сейчас папа уйдёт, Ника крикнула из последних сил:
– Папа!
Мужчина обернулся. Это был совсем другой человек.
Стена дождя рухнула, погребая под собой его и Нику.
В трамваях есть особая звонкая романтика – Настя всегда так думала. На далёкой Камчатке не водилось ничего кроме скрипучих «микриков» – крошечных автобусов, пропахших старостью и бензином, поэтому трамвай она увидела на картинке в детской книжке.
На конкурсе чтецов в школе она декламировала «Заблудившийся трамвай» Гумилёва – и заняла первое место.
В шестнадцать, посмотрев фильм «Брат», Настя окончательно и бесповоротно заболела трамваями. Почему-то она была уверена, что в звенящей железной махине с ней непременно произойдёт что-нибудь хорошее. Даже в переливах последнего школьного звонка ей слышался деликатный перезвон питерского трамвая… Его-то она и ждала.
Самолёт застыл над облаками, как приклеенный. Настя знала, что он движется, но уловить это движение никак не получалось. Мама сидела рядом бледная, вцепившись в подлокотники кресла – когда-то давно она пережила вынужденную посадку на остров Беринга, и с тех пор страшно боялась летать. Насте, наоборот, стало беспричинно весело. В иллюминаторе самолёта плыли сахарные глыбы, небо меняло цвет, звёзды подмигивали, суля удачу. Задремав, она увидела себя в трамвае. Он приветливо звенел и катился по сияющим рельсам к голубому Финскому заливу, дышащему счастьем и свободой.