– Ушиблись?
Человек, в которого она врезалась, удержался на ногах и вместо того, чтобы обрушить на мокрую Настину голову проклятия, наклонился и заглянул в лицо. Он был её ровесником или немного старше, мокрые тёмные волосы падали на лоб, глаза за стёклами очков смотрели сочувственно.
– Простите, – прошептала Настя.
Как же больно, обидно, но больше всего – стыдно!
– Давайте руку.
Она неловко поднялась, стараясь не смотреть на протянутую ладонь и рванула к себе испачканную сумку. Ныли локти и спина; зонтик смялся, и сломанные спицы торчали наружу – открытый перелом. Мелочь из кулака рассыпалась по тротуару.
– Я вам помогу, – он наклонился и стал неловко отлеплять от асфальта монеты.
– Да не нужно! – истерически крикнула Настя.
Стыд обжигал её.
– Я хотел помочь…
Настя увидела ещё один трамвай – его красная туповатая морда мелькала в хаосе дождя и ветра. Подхватив сломанный зонтик и сумку, она помчалась к остановке.
На этот раз успела. Зашипели, смыкаясь, двери-гармошки, вагон дёрнулся и поплыл, медленно набирая ход. Парень стоял у кромки тротуара и смотрел вслед уходящему трамваю.
Настя мечтала прошмыгнуть к себе в комнату и наплакаться вдоволь, но возле дверей столкнулась с бабёнкой. Привычно покрикивая, та собирала на прогулку сыновей. Младший торопливо и неумело шнуровал ботинки, старший топтался в углу и обиженно сопел.
– Извините, – Настя попыталась протиснуться мимо бабёнки, но та ловко ухватила её за грязный рукав.
– Что это с тобой? Как будто в кустах валялась.
– Пустите, – жалобно пискнула Настя и разрыдалась.
– Эээ, чо случилось-то? – озабоченно переспросила бабёнка и прикрикнула на своих сыновей. – А вы что уши развесили? Марш на площадку! Выйду сейчас.
– Я упа-а-а-ала.
– Всего-то? Господи Исусе, я думала, тебя того… Болит что-нибудь?
– Локоть… И спина.
– Спина сильно болит? Плохо, что на спину шлёпнулась.
– Ещё и плащ весь грязный… Мне завтра идти не в чем…
– Какая, прости Господи, дура. Плащ ей жалко. Спина цела – и ладно. Ну-ка пошли, – и бабёнка поволокла Настю на кухню. – Проваливай, – скомандовала она пьянице, который при виде заплаканной Насти неосторожно улыбнулся. – Нечего тут сидеть, своя комната есть. Ошиваешься целыми днями, спасу нет никакого. Плащ давай. Давай, говорю. Застираем.
–
Так не высохнет… – всхлипнула Настя.
– Высушим. Плиту вон включим и высушим. И в кого ты такая неумёха, прости Господи!
К вечеру дождь закончился, ветер разметал облака, и в кухню заглянуло закатное солнце. Оно раскрасило оранжевым скромный плащик на стуле. Капли жира в рубиновом борще, который щедро налила Насте бабёнка – её, как