Где Аня? или Рефлексия в вакууме (Айсанова) - страница 40

Аня знала его давно. Много лет назад он протянул ей руку, да-да…именно руку. И она поверила ему, потому что ей было некому верить. Её мать была проституткой. По-крайней мере, так называли её бабки, вечно сидевшие у подъезда, вернее, называли они её немного другим словом, но суть от этого не меняется. Своего отца Аня, разумеется, не знала, хотя нет… Она видела его один раз в детстве, когда он приходил к её матери занять денег. Он бросил её мать, когда она была беременна или мать выгнала его, Аня точно не знала. Но факт оставался фактом: росла она без отца. Мать работала продавщицей на местном рынке, торговала свиным и говяжьим мясом, и от неё всегда пахло, когда она возвращалась домой. Запах свежего мяса отпечатался в сознании девочки настолько, что она чувствовала его повсюду, будто он застрял у нее в носу и не хотел выходить оттуда. Порой Ане казалось, что смерть она узнает по запаху, она будет пахнуть тухлым мясом, именно тухлым мясом, над которым водят хороводы наглые мухи. К её матери часто приходили мужчины, разные мужчины: красивые и страшные, старше, моложе её матери, злые и добрые. Добрые обычно давали Ане деньги на мороженое или конфеты, которые когда-то давно затерялись в их карманах. Злые кричали, ругались, били её мать, так что порой доставалось и самой Ане. Когда Аня была совсем маленькой, она не понимала, кто эти странные дяди, и ей всегда казалось, что среди них есть её папа, не тот который приходил однажды пьяный и кашляющий за деньгами, а настоящий, взаправдашний папа. И каждый раз, когда в дверь стучали или звонили, она бежала её открывать, и у тех мужчин, которые были больше всего похоже на её настоящего отца, она обязательно спрашивала, не он ли её папа. Но все отрицательно качали головами, и, в конце концов, Аня решила, что её папа находится где-то далеко или умер, хотя продолжала надеться, что однажды он придёт за ней и заберёт её из квартиры, пропахнувшей сырым мясом.

К годам десяти девочка уже стала понимать, отчего так косо смотрят на неё бабки, прилипшие к лавочкам. А услышанное краем уха ругательство в адрес её матери, будто ударяло Аню и ударяло так сильно, что у неё подкашивались ноги, и она не могла идти дальше. Тогда она останавливалась, задерживала дыхание, почему она делала именно так, она не знала, и боролась с необъяснимым желанием обернуться и крикнуть: «Ведьмы! Старые ведьмы!», а потом убежать и плакать, долго плакать в углу, прижав колени к самой груди и обняв ноги руками. Но она шла дальше, не смотря назад, чувствуя, как по щекам катятся струйки прозрачных и солёных слёз.