– С портвейном, – подсказал Гриша.
– Ну да, с портвейном! А потом Валерик подхватился и помчался в лес из дробовика стрелять? А гость ждал, пока он постреляет?
– Или гостья, – опять подсказал Гриша.
– Ну да, гостья. Потом Валерик вернулся к столу, и этот гость или гостья его… убил. Так?
– Чепуха какая-то, – заключил Гриша.
– Точно чепуха, – подтвердила тётя Лида. Глаза у неё блестели.
– Тёть, ну ты-то что? – взмолилась Маруся. – Ты же такая осторожная! Когда я на электричке в Москву собираюсь, ты мне покоя не даёшь, каждый раз с меня слово берёшь, что я в тамбуре не поеду и у окна не сяду! И в тамбуре опасно, и у окна опасно!.. А сама что?
– А что я? – воинственно спросила Лида. – Разве я не человек? Человек, да ещё баба! И знаешь, какая любопытная? А тут такое дело! Убийство, да прямо у меня под носом. И от Гриши нужно подозрения отвести, мало ли чего там они надумают, егорьевские-то сыщики!
Маруся ещё немного походила по траве.
– Давай твой палец пластырем заклеим, – предложил Гриша, наблюдая за ней. – Или бинтом замотаем…
– Гриш, давай лучше в магазин сходим, шут с ним, с пальцем, – перебила его Маруся. – Тёть, чего нам надо? Соли полно, хлеб Гришка вчера привёз!
– Сахару надо, – моментально отозвалась тётя. – Килограмма три возьми, не меньше. Компоты будем крутить. Бутылку водки надо, я бы наливки ещё зарядила, у нас груши пропадают. Тортик вафельный возьми, только если свежий.
Гриша ушёл в дом и вернулся с йодом и пластырем. Через плечо перекинуто полотенце. Он налил в таз немного кипятку из самовара, добавил холодной воды из колонки и поставил таз перед Марусей. Тётя Лида наблюдала.
– Суй туда ногу, – велел он.
– Зачем?! – изумилась Маруся.
– Ампутировать буду, – буркнул Гриша. – Больная, на стол!
Маруся села на лавку и опустила ногу в таз. Гриша, крепко взяв её за щиколотку, побултыхал ногой туда-сюда, вынул, поставил на край скамейки и тщательно вытер полотенцем.
– Надо йодом сетку нарисовать, – посоветовала тётя Лида.
– А рожу можно нарисовать?
Он помазал Марусин палец, заклеил пластырем и вознамерился было забинтовать, но она воспротивилась:
– Гриш, у меня тогда нога ни в одни босоножки не влезет!
– Наденешь кеды.
– И в кеды не влезет!
– Мои наденешь.
– Да ну тебя! Не нужно мне никакого бинта!
Но он всё равно забинтовал, конечно.
Втиснувшись в кеды, Маруся поняла, что так значительно лучше и совсем не больно, но говорить об этом Грише не стала. Во-первых, он сказал, что она всю ночь храпела, а во-вторых, обращается с ней как с подружкой по пионерлагерю, а не со взрослой девушкой.