– Дверь откроется автоматически, – инструктировал Рыбцов, – входите, цель зафиксирована перед вами. Вытягиваете руку, целитесь, нажимаете. Над головой мишени будет лампочка, она присоединена к сердечному датчику. Стреляете до тех пор, пока она не перестанет мигать. Ясно?
Лебедевский тяжело кивнул. Он плохо соображал, одна единственная мысль билась в голове в такт буханью пульса: «Скорей бы это кончилось, скорей бы это кончилось, скорей бы это кончилось»
«… приговор окончательный, обжалованию не подлежит. … бу-бу-бу … привести в исполнение!»
– Заряжен, проверен, снят с предохранителя! – почти крикнул (а может шепнул?) в ухо майор, вкладывая в руку пистолет. – Не пуха!
Он ободряюще хлопнул по плечу, дверь откатилась в сторону, по глазам ударил свет! В ухе что-то жужжало и вибрировало. Лебедевский, обреченно поднимая руку шагнул в проем.
Прямо перед ним, метрах в шести, в ярко освещенном коридоре, к какому-то вертикальному столбу или балке был привязан человек. Или не человек? Нечто, в серой робе, с белым пятном на груди, с завернутыми за спину руками. Поперек шла пара кожаных ремней, удерживающих ЭТО вертикально. На голове – мешок.
Сзади пророкотав по роликам, закрылась дверь.
«Так это же не человек!» – радость затопила Викентия Наумовича, – «Это мишень! Точно, это же еще одна тренировка!»
В ухе снова прожужжало, и он, наконец разобрал голос прокурора:
– Лебедевский, стреляйте!
Прицелился… И в этот миг мешок пошевелился! Сквозь подступающую тошноту в голове набатом ударило: «Это же ТОЖЕ человек!!!»
Почему-то вспомнилась мать подсудимого, виденная им на записи суда. Серенькая сгорбленная старушка, просидевшая как в оцепенении все заседание. После оглашения к ней вызывали врача.
«Постойте, я еще не готов!» – захотелось обернуться и выбежать. – «А есть ли у него дети? Я не помню из дела, есть ли дети!»
Плечо заныло от напряжения, рука под тяжестью пистолета стала опускаться. Он заметил часто-часто мигающую красную лампочку над головой … этого, в сером, его вздымающуюся грудь… Даже мокрые потеки в районе паха.
«Человек…»
Краем глаза профессор заметил какое-то шевеление справа. Только сейчас он понял, что правую стену образует толстенное стекло, разглядеть сквозь которое с его места ничего невозможно: свет в коридоре превращал стекло в зеркало.
– Лебедевский! – снова рявкнуло в ухе. – Пристрели подонка, или ты хочешь, чтоб он добрался и до твоей дочурки?
Викентий Наумович вспомнил лицо Вики, представил, что это она на тех снимках, расхристанная, со следами ножевых порезов…
Рука сама собой взлетела вверх, мушка нащупала мешок, за которым, по идее, скрывалось лицо… «Ну же!!!»