Погода делала всё возможное, чтобы нам навредить. Было градусов пятнадцать, но по лётному полю гуляла метель. Временами ветер становился сильным, хотя постоянно нёс в себе миллионы болезненных снежных зарядов. Все снежинки превращались в мелкие пульки, когда вонзались в наши лица, уши и даже шеи. Подчас они не давали открыть глаза, заливая их растаявшей пеленой.
А мы и на аэродроме принялись тренироваться с автоматами в положении «На грудь». Кто бы знал, как сильно эта штуковина напрягает шею своими тремя с половиной килограммами! Хорошо, хоть не знаменитый ППШ времён войны! Тот вообще весил пять килограммов с половиной! А голая кожа на морозе одинаково прилипает к любому металлу, потому что это не зависит от веса автомата.
Белые перчатки, конечно же, оказались декоративными, а взять с собой свои штатные рукавицы нам не позволили, чтобы они, припрятанные потом в карманах, не раздували шинели. Натянуть же тайно белый капрон на рукавицы оказалось невозможно – тесноват. Ситуация представлялась безвыходной. Скоро наши руки превратились… Всем, пожалуй, понятно! Но на лицах нам надлежало демонстрировать уверенность и невозмутимость.
На равных с нами переносил все муки этой встречи и Петр Пантелеевич. Более того, совсем скоро из-за мощного озноба мы не могли и слова вымолвить, а ему ещё предстояло при встрече маршала без запинки перечислять его многочисленные титулы! В окоченевшем-то состоянии!
Воспользовавшись задержкой самолёта, Петр Пантелеевич принялся нас тренировать к почётной встрече, надеясь заодно и разогреть. И мы старались. Старались довести до совершенства весь ритуал. Мы старались не подвести любимого командира. Но холод делал своё дело, истязая нас до появления пугающего безразличия, – явного признака переохлаждения всего организма.
Прошёл час, но маршал не прилетел. Пётр Пантелеевич разрешил греть руки в карманах и завязать ушанки под подбородком. Это помогало лишь отчасти. Потому начальник курса принял решение разогреть нас иначе. Только бег – тяжелый, долгий бег – мог разогреть наши тела и вернуть их к жизни.
– Напра-во! За мно-о-й! Бего-о-ом, марш! – скомандовал наш Титов и с нарастающим темпом побежал вдоль полосы. Мы строем побежали за ним.
Но разве то был бег? Жалкое направленное вдоль взлётной полосы передвижение. Бежать по-настоящему было трудно и больно. Полы длинных шинелей парусили под напором ветра и мешали подниматься бёдрам. Из-за многократно усилившейся нагрузки поднимать ноги было невыносимо тяжело. Пальцы в сапогах и руки давно потеряли чувствительность. Кожа на лице от ветра, льдинок и мороза одеревенела настолько, что ни сморщиться, ни улыбнуться не получалось. Из носа постоянно что-то текло и превращалось в сосульки. От горячего выдоха опущенные клапана шапок возле рта покрылись инеем. Заиндевели ресницы и брови. Вдыхая холодный воздух на бегу, мы что-то разжигали в лёгких. Автомат в положении «На грудь» через натянутый ремень с каждым шагом больно бил по шейным позвонкам, отдаваясь в мозгах.