И маму на вокзале,
С моста я в реку не нырял
И дом наш не забрали.
И друг в кармане не погиб,
И бабушка – живая,
Что залечила мой ушиб,
Над койкою страдая.
Друзья не сгинули в огне
И не было австрийца,
Евреев, что винил в войне,
Вменяя «жид-убийца».
Вообще, все быстро я забыл,
Лишь ночь и я с дорогой,
Кого я помнил и любил,
Закрыл стеною строгой.
Закрылся, вычеркнул, забыл
И вмиг переродился
Леон, младенец в мир уплыл
От сна он пробудился.
Наверно, этому виной
Все муки и нападки,
Что довелось вкусить судьбой
Горьки и уж не сладки.
А может, чтобы избежать
Дальнейшего гонения
И довелось мне испытать
Моментного забвения.
Теперь я с именем брожу,
Что лист от чистой книги,
Под нос себе слегка твержу
В неспешном, тихом крике,
Как-будто смыл все от себя,
Теперь иду, ликуя,
Под светом, что несёт луна,
И ветром мне в след дуя.
В лесу так тихо, но есть но!
Не встретить только б волка,
Что страх вселял не так давно
Смертей подобно толка.
Надеюсь, встречи избежать
И вой не слышать больше,
Но надо начеку держать
Чутьё мое подольше.
И вот уже пошёл рассвет,
Прорезав верх макушек,
Давая сказочный подсвет,
Как будто залп из пушек.
А это значит на привал,
Мне нужен сон глубокий,
Что так давно к себе позвал,
Воздав мне жест широкий.
И я решил чуть-чуть вздремнуть,
А после с новой силой
Преодолеть столь сложный путь,
Тернистый и унылый.
Согнувшись в позе эмбрион,
Закрыв глаза потуже,
Я погрузился в дивный сон,
Что был о зимней стуже.
Там горы снега и мороз
Такой, что все съедает,
Своей пронзительной иглой
Он тело прошивает.
И я там, скованный стою,
Замерзший, почти голый,
В каком то ледяном строю,
Что скошен, словно полый.
Тот строй имеет в себе брешь,
Местами очень сильно,
Лежат тела снегами меж
Синеющих обильно.
А строй стоит себе в тиши,
Без звуков и без речи,
Как-будто нету в них души,
Лишь боль с морозной встречи.
Молчат, смотря куда-то вниз
На синеву лежачих,
Что разлеглись ногами близ,
Под взорами у зрячих.
Там лица – будто сатана
над ними надругался,
Заставив заплатить сполна,
На муки полагался.
Он словно жизни тут сосал,
Оставив оболочку,
Что после по морозу гнал.
Построив их в цепочку.
А тут, наверно, был привал,
С упавшими проститься,
Что водрузились наповал,
Теперь им вечно спится.
И я теперь – один из них
Такой же в тихих муках,
Молчу, глазея на других,
Ловя ушами звуков.
И холод злостный не щадит
Ни сантиметра тела,
Нутро трясется и горит
С морозного удела.
Меня трясёт, как на коне,
И зубы, как трещотка,
Я не поверил, что во сне,
Но видел все так четко.
Но тут от ужаса вскочил
И дико удивился,
Картины ада получил,
Где люцифер резвился.
Все хорошо, лишь чуть замерз,