Дневник еврея. Поэма (Артеменко) - страница 42


А я молчать старался.



Да, такой силы был нажим,


Что с глаз полезли слезы,


А этот выдал рыка – злым,


Как будто с неба грозы.



Я сразу понял, тут не волк,


А зверь куда похуже,


Что после рыка чуть умолк,


Сдавив меня потуже.



Сдавил увесистым столбом


Живот и грудь моментом,


Заставив чувствовать клопом,


Что стал экспериментом.



И боль принудила взглянуть


В глаза большому страху,


Что не давал мне шевельнуть,


Сковав листвы-рубаху.



Я лучше б глаз не открывал


И не смотрел на зверя,


Мохнатый, что меня топтал,


На жизнь меня проверил.



По виду великан-медведь


С огромной лапой-смерти,


Заставивший меня терпеть,


Движение на верти.



Листва, возможно, сберегла


И стала мне защитой


От лапы, что убить могла


В той схватке пережитой.



Пришлось зажмурить мне глаза


И затаить дыханье,


Терпеть когтей, что чуть пронзя


Несли своё страданье.



Я чувствовал, как давит он,


Врезаясь в мое тело,


Взывая во мне дикий стон,


Орудуя умело.



Он норовил  меня сломать


И изодрать когтями,


Процесс готовый продолжать


До лакомства костями.



Я будто был со стороны


Или под сильным шоком,


И от того не так страшны


Царапины под боком.



Я больше думал, что теперь


Порвёт или раскусит,


Какой игры затеял зверь,


Ведь точно не отпустит.



Я чувствую, горит живот


И мокрый бок от крови,


Возможно, он меня убьёт


В своем зверином зове.



Но я уже к нему готов,


Лишь судороги и слезы,


Убей меня и будь таков,


Разделай у березы.



И тут я понял, что конец


И выдал во всю силу:


«Убей меня! Ведь я подлец,


Сведи меня в могилу».



Я больше не могу так жить,


В том мире наизнанку,


Где страшно к людям подходить,


Где делят всех по рангу,



Где страшно признавать родство


И честного закона,


Где иудейство умерло,


И к детям жизнь сурова.



Грызи меня, я предал мать,


Не уберёг, не рядом


Еще увижу мне б понять,


И встречусь с нею взглядом?



Ведь Англия – это мечта,


Надежда и желанье,


Возможно, умерла она,


Не вынеся страданья.



Ее не смог я уберечь


Как и отца в то утро,


Удар пришёлся промеж плеч,


Погиб вот так не мудро.



Грызи меня, порви, изъешь


И подавись костями,


Давай когтями плоть изрежь,


Иди ты вон с чертями.



И я орал, орал, как мог


В агонии страданий,


Возможно, этим и помог


Накал моих рыданий.



Медведь не думал, что я жив,


Чем я себя утешил,


Напряг все связки на разрыв


И визг его опешил.



Он ломанулся по кустам,


Махая задней лапой,


Я не поверил чудесам,


Что убежал мохнатый.




Что так испуганно ушёл,


Как мышь от грозной кошки,


Возможно, мертвым меня счёл,


Что полдник на дорожке.



А тут всего лишь громкий крик,


Замученный, уставший,


К идущей смерти я привык,


Что так давно познавший.



Ведь столько раз достать могла


Своей безликой хваткой,


Что окружение извела


В повадке этой гадкой.