– Извините, ― осторожно окликнул я его.
Парень обернулся.
– Извините… А куда летит этот самолёт?
– В Туда, ― спокойно ответил сосед.
Такого ответа я никак не ждал.
– Что?… Что значит «в Туда»?
– То и значит.
– А как я вообще попал на этот самолёт?
– Захотели, – ответил парень, немного подумав, ― значит, так надо было.
Заметив, что уже начал раздражать своего собеседника, я задал последний вопрос:
– А «Оттуда» самолёты есть?
– Там каждый сам себе самолёт, ― буркнул парень, вставив в уши наушники, и отвернулся от меня.
После этого разговора я окончательно убедился, что сошёл с ума и, нервно хихикнув, уставился в окно. Там были звёзды. Яркие-яркие, большие-большие. Они, будто, плавали в чёрном густом океане и насмешливо подмигивали мне…
― …Вот так я здесь и оказался, ― закончил мужчина, допив кофе.
– И что, ты совсем не жалеешь об этом? ― худой парень с шестью руками собрал картонные стаканчики в пакет.
– Не хочешь вернуться в Обратно? ― спросила рыжеволосая девушка в длинном платье из цветных лоскутков.
– Я уже свыкся с этим местом и ни капельки не жалею, что тот самолёт летел именно сюда, ― мужчина широко улыбнулся, будто в подтверждение своих слов, ― вас вот встретил… Ладно, пора за работу, а то Сом опять взбесится.
– Поорать-то он любит, ― усмехнулся шестирукий.
И все трое покинули коморку.
Хочется переделать квартиру в подводную лодку, погрузиться на глубину и отправиться в плаванье – искать морских чудовищ. Но погружаться глубже некуда, вещества опустили тебя на самое дно и тебя самого превратили в чудовище. Хочется вывезти из гаража свою Яву и нестись на ней вперёд, далеко-далеко, и чтоб ветер в лицо, и Она на заднем сидении, и вам по шестнадцать лет. Но Ява давно уж продана, тебе не шестнадцать, а тридцать пять, и ехать некуда, ведь впереди лишь земля сырая и могильный камень…
В моей комнате лежит много сухих цветов. Нет, они умерли не здесь, они были такими ещё до того, как я принесла их домой. Я люблю осень, время, когда растения погибают. Дело в том, что в нашем городе очень много красивых клумб, но собрать с них букеты можно только, когда цветы завянут, станут ненужными ни людям, ни почве. Вот и приходится любить цветы, утратившие свой аромат, ощутившие прикосновение смерти, а не свежие и беспечные, с шелковистыми лепестками.