Оставшись наедине, Бусыгин пнул ногой мерзлый ком земли и сухо сказал:
- Дернуло тебя с женой соваться!
Костров побагровел, но взял себя в руки:
- По-твоему, врать? Я на такие штучки не пойду!
Бусыгин передернул плечами. Намеренно отстал, плелся сзади, разминая с хрустом ледяшки, потом снова поравнялся и уже в шутку сказал:
- А все-таки растерялись вы, товарищ сержант. При вашем положении я бы...
- При каком таком положении?
- Да как же, видел давеча: девица льнула к тебе, как веточка в ветреную погоду. Протяни руку - и твоя, - пустился было в лирику Бусыгин, но с той же веселостью Костров его перебил:
- Да нет, брат, она же к тебе какой-то деловой вопрос имела!
Бусыгин махнул рукой:
- Э-э, где мне! Не везет по женской части! И все нос мой портит, будь он неладный!
Притворно удивляясь, словно впервые Костров рассмотрел его нос, усмехнулся:
- Да, брат, того... крупноват!
- В прошлую субботу, - продолжал свое Бусыгин, - в клубе чуть было одну совсем не сманил. Да поглядела она на свету и эдак говорит: всем ты, молодец, хорош, только нос дюже непривлекательный... Ну, в общем, как я ее понял, с толкушкой схож...
- Ничего, Бусыгин, главное в человеке - душа, а все остальное приладится.
- Такую деваху упустил. Такую деваху! - снова завздыхал Бусыгин и оглянулся: тяжелым, серым жгутом уползала в лес тропинка, по которой ушла Марылька.
Придя на станцию, они долго лазали под вагонами, искали нужный им рабочий поезд. У одного длиннющего состава Алексей Костров остановился, подозвал Бусыгина и указал на надпись, сделанную на двери вагона: "Советский Союз - Германия".
- А что мы везем туда? - спросил Бусыгин.
- Неужто не видишь? - Костров наклонился и показал на жирную россыпь золотисто-отборной пшеницы под вагоном. Набрал полную пригоршню, понюхал зерно, пахнущее теплом земли.
- Наша, русская...
Бусыгин поморщил нос, покачал головой и тяжело вздохнул:
- Да... Нашли кого подкармливать...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Уже третий месяц о Шмелеве не было ни слуху ни духу. И чем дольше тянулась эта неизвестность, тем чаще о нем вспоминали. Полковник Гнездилов, заняв пост командира дивизии, в узком кругу командиров заявил, что Шмелев арестован как чуждый элемент, и приказал строго пресекать всякие сочувственные разговоры. "Выкорчевывать будем эти вредные настроения!" - пригрозил он. А гулявшие по дивизии самые противоречивые слухи все равно от этого не унялись. Одни открыто презирали бывшего комдива, другие считали его арест случайной и жестокой ошибкой и в глубине души надеялись, что он вернется.