Нельзя было ожидать, что метель скоро утихнет. Гребенников подумал: "Стоило ли пороть горячку - ехать к такую стужу?"
Машина с трудом пробилась до опушки леса, а дальше - ни пройти, ни проехать. Дорогу совсем занесло снегом.
- Проезда нет, товарищ комиссар, - сокрушенно сказал водитель.
- На нет и суда нет. - Гребенников хотел выйти из машины и едва повернул ручку дверцы, как ветер рванул ее и крупинки снега жестко хлестнули в лицо.
- Метет...
- Может быть, вернуться, товарищ комиссар, пока не поздно, предложил водитель. - Иначе пути совсем занесет.
"А каково бойцам там, в лесу?.. Наверное, вот так же клянут погоду. Сидят, поди, и оттирают окоченевшие руки. В такую погоду и костра не разведешь. И почему только они должны страдать, терпеть лишения? Чем они хуже меня, Гребенникова?" Подумав так, Иван Мартынович с неожиданной решимостью сказал водителю:
- Ты вот что... поезжай обратно. А я пойду.
- То-ва-а-рищ комиссар, - начал было водитель, но Гребенников перебил:
- Нет, нет...
Водитель смолк, знал: не переубедить.
- Тогда хоть возьмите мои валенки...
Машина, барахтаясь в снегу, медленно начала удаляться. Гребенников долго глядел вслед, пока не скрылась она в метели, и зашагал в сторону леса, превозмогая осатанелый ветер, готовый свалить с ног.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Много лет Шмелев жил в Ленинграде и теперь снова приехал сюда в отпуск из глухоманного лесного края. Он дивился всему, что было знакомо и дорого, но уже понималось по-новому, рождало сложные чувства радости и душевного смятения.
Дни в эту пору необычайно короткие, и если летом, во время белых ночей, люди отвыкают от темноты, то теперь даже днем город освещался, и Шмелев, вместе с женой Екатериной Степановной бродя по площадям и улицам, видел, как сквозь туманную хмарь вонзился в небо подсвеченный косыми лучами негреющего солнца шпиль Петропавловской крепости. И эта крепость, и дышащая подо льдом Нева, и кованая вязь перил на мостах, и Зимний дворец с изумрудно-зелеными, как озимь, стенами, и мятежный. Петр, скачущий на медном коне, - все, решительно все вызывало в его душе гордое поклонение.
Оглядывая город, Шмелев испытывал несхожие, но одинаково волнующие чувства. Серые громады зданий, тяжелые мосты через Неву, низкое небо и сам воздух, словно бы наполненный тяжестью, - все придавало городу суровое, почти угрюмое мужество.
По вечерам, невзирая на промозглую сырость, люди гуляли по туманным улицам и площадям, по гранитным набережным, вдоль капризно вспухшей Фонтанки. И казалось, все им нипочем: ни эта сырость, ни ветры, дующие из каждого переулка. Проходя через Неву, Шмелев остановился возле каменно-хмурого Нептуна, подвел жену к перилам, и они долго стояли, глядя вниз, на спокойные полукружья спуска.