Теперь же меня охватило безумие. Мне захотелось вцепиться сотруднику в горло и прокричать ему в лицо, что как это он не помнит сна? Неужели он не помнит, как рассказывал мне о нем на этом же месте несколько недель назад? Как такое вообще можно забыть и почему тогда помню я?
Тут напрашивается один ответ – кто-то из нас сумасшедший. Разумеется, адвокат моей психики мне подсказывает, что это Саня, но когда я подключаю логику, то все больше склоняюсь к мысли, что скоро проснусь с братом в одной палате.
Следующей ночью мне опять приснился этот сон. И снова я был в бескрайнем океане среди огромных бушующих волн. А с черных небес скалилась громадная пасть акулы, словно кровожадность демонстрировала всесильная судьба. И снова звучал страшный всепоглощающий рев.
Что это? Как в первый, так и во второй раз этот сон был следствием впечатления, испытанного после рассказа сотрудника?
У брата моего патологий было великое множество, у него был свой выдуманный мир. Не так, как у аутистов, он вполне мог общаться с другими людьми, но, тем не менее, громогласно утверждал о своей реальности. Не то, чтобы она сильно отличалась от нашей, в ней не было эльфов и гномов, однако он занимал другое положение в обществе и порой искривлял прошлое.
Как ни странно, но не было в его реальности тщеславия. Не был он в ней ни политиком, ни музыкальной знаменитостью, а занимал среднюю ячейку в социальном строе (скорее даже ниже среднего). Но там брат был женат, имел двух дочерей и ему было за тридцать. Конечно, все это тоже можно причислить к тщеславию, только меньшего калибра, с учетом теперешнего положения вещей в его жизни.
Но даже, если так, я не хочу смотреть на ситуацию с такой точки зрения. Поскольку речь идет о родном человеке, для успокоения души мне больше импонирует версия, в которой он беззащитный агнец, загнанный в угол жестокой действительностью, чем псих, чье безумие – прямое следствие собственных пороков и слабостей. Конечно, мозг не закуешь и эти мысли будут еще приходить, но я не хочу их поощрять и лишний раз растравлять себя.
Мне с избытком хватало, когда брат удивительно спокойным тоном начинал рассказывать про свою жену и детей. Говорил мне: чем они занимаются, как проводят время вместе. Жену звали Олей, а дочерей – София и Маргарита. Какие красивые имена! Он часто это повторял и, не смотря на то, что по его истории дети уже учились в школе, его не переставал восхищать тот факт, что желания жены по поводу девичьих имен идеальным образом совпали с его собственными предпочтениями. Какие красивые имена! Оно-то все так, имена красивые, вот только нет этих людей, которым брат страстно желает дать эти имена. Не существует их! И вряд ли они появятся, если он будет продолжать в том же духе. Как-то я не выдержал и сообщил ему об этом, притом в грубой форме. Потом обругал себя, терзаясь чувством вины, но брат не обиделся. Он погрустнел, замолчал на некоторое время, а после с легкостью перевел тему.