Мы вошли на территорию кладбища. Я поежилась. Со времен смерти мамы не люблю кладбища. Каждый раз, когда заходишь в такое место, появляется ощущение, что оставляешь здесь частичку души.
— Ты в порядке?
— Не совсем. Но давай сделаем это.
Пока Рома переступил через ограду и понёс цветы к могилке, я тактично отвернулась. Взгляд зацепился за знакомую фигуру. Я качнула головой, словно увидела привидение.
Может это и было приведение? Он стоял далеко, но недостаточно далеко, чтобы можно было надеяться, что я его с кем-то спутала, и пил что-то из горла. Его впечатляющую фигуру в принципе трудно спутать с кем-то в толпе.
Я резко отвернулась, чтобы не пялиться и не пересечься с ним взглядом. Вспомнила последнее напутствие Евгения, который чётко дал указ не попадаться боссу на глаза. Никогда и ни за что, ни при каких обстоятельствах, для моего же блага. Евгений выражал свои мысли четко и бескомпромисно. И меня охватила удушающая паника, прям как будто эта огромная рука снова сомкнулась на моем горле.
— Рома, прости, но мне нужно немедленно убраться отсюда.
Он непонимающе оглядывается, но, видя мой вид, тут же встаёт на ноги, берёт меня за руку и ведёт к выходу.
— Ты что здесь делаешь? — из ниоткуда вынырнул Евгений и попытался заслонить меня своей широкой фигурой, — вам лучше уйти по добру, по здорову. Он уже месяц здесь ошивается.
— Сегодня сорок дней по Роминой бабушке. Мы не знали. Мы вообще собирались в кино, — отвечаю растерянно.
Оглядываюсь на Рому и вижу, как на лице парня играют желваки. Прилетело ему тогда от Евгения, и сейчас ему вряд ли приятно видеть своего обидчика.
— Мы сейчас же свалим отсюда, — начинаю, но поздно. Все внутри холодеет и умирает, когда я слышу ЕГО голос.
— Никто и никуда не свалит, — хрипит голос Камаева. — Пришла посмотреть на дело твоих рук? Пошли, покажу.
Алина
Камаев вырывает меня из рук Ромы и тянет к двум могилам: одна с огромным гранитным памятником, на котором в полный рост молодая женщина, а рядом — свежая, которой нет и тридцати дней.
— Его нет уже тридцать дней. Тридцать. А ты есть!
— Отпусти её, — кричит нам вслед Рома, но Евгений быстро затыкает ему рот, чтоб он не нарвался на неприятности.
— Пацан, не лезь и не усугубляй.
Я цепенею от его прикосновения. Стою, молчу, глядя на обе могилы. Мозг начинает подкидывать странные мысли о схожести с погибшим парнем. Наши мамы умерли примерно в одном возрасте, только моя была старше его матери и родила меня позже. Нас воспитывали отцы. Только мой отец прекрасный человек, а его отец… хочет меня. То трахнуть, то убить. И я не знаю, что с этим делать и куда от этого скрыться. Мысли, не надо в эту дверь, нужно переключиться. Бросаю взгляд на женщину на фотографии и подавляю вздох. Я молчу, думая, как давно не была на кладбище у своей мамы, и никак не реагируя на стоящего рядом Камаева.