Я тебя уничтожу (Чащина) - страница 24

— Почему ты осталась жива? — встряхивает меня, сильно сжав плечи, взревев словно раненый тигр.

— Ну, прости, — снова наступаю на те же грабли, что раньше, и от страха огрызаюсь.

Что он ожидает услышать в ответ на свой тупой вопрос?

— Ненавижу тебя, Рудковская. Зачем ты здесь? — ещё один жесткий толчок, я едва не падаю к его ногам, за спиной что-то взревел Ромка, а я едва удержалась, повиснув на руке неадекватного и пьяного вдрызг Камаева.

— Ты мне скажи, — кряхчу, поднимаясь на ноги, — ты меня здесь задерживаешь.

— Если ты ещё раз хоть пальцем её тронешь, — слышу отчаянный голос Ромы и испуганно оборачиваюсь.

— Да заткнись, дурак, — Евгений раздосадовано влупил ему в живот, сбив дыхание, чтобыпарень потерял дар речи и не цеплял больше пьяного Камаева.

— Пошла вон, — оттолкнул от себя как назойливую осу и рухнул на колени, сжав ладонями голову.

— Алина, у тебя тридцать секунд, — гаркнул Евгений, тут же делая шаг ко мне и оттягивая от своего хозяина.

Мне не нужно было повторять дважды, я подбежала, помогла Роме встать. И мы почти бегом покинули кладбище.

Всю дорогу домой я молчала, как воды в рот набрав, а Рома задавал слишком много неудобных вопросов. Что произошло, почему он говорил, что говорил, что он себе позволяет.

Но больше всего его интересовало, когда мы с Камаевым успели перейти на Ты.

— У нас билеты в кино.

— Аля, какое блин кино? Как ты можешь думать об этом вообще сейчас?

Очень просто, Ром. Кино это два часа тишины без разговоров. И мне нужны эти два часа. Мне нужны эти два часа, иначе у меня просто крыша поедет.

Весь фильм сидела насупившись, ушла в себя и пожалела, что перестала принимать успокоительные. Нужно пропить ещё курс. Штырит и колотит мелкой дрожью всю уже второй час. Не думала, что начну пить успокоительные в двадцать, но судьба жестока ко мне.

Домой идём так же молча, Рома видит, что я слабо вменяема, и до самого подъезда не трогает особо. Уже там ловит своей рукой мою руку.

— Не надо, — тут же пытаюсь ее забрать, но Рома вдруг становится настойчивым и будит в себе мужлана.

— Надо. Я люблю тебя, я давно должен был сказать.

— Не надо, — повторяю, как заведённая. — От меня неприятности одни.

— Они меня не пугают, — отвечает, наклоняясь ко мне, чтобы поцеловать.

Не успеваю даже и отступить назад, чтобы прервать поцелуй, как наш поцелуй прерывают.

— Браво, Ромео готов быть героем для своей Джульетты.

За нашими спинами слышим хриплый голос Камаева, ему вторят хлопки, которые луной разносятся над вечерним двором.

Медленно закрываю глаза, делаю глубокий вдох, выдох, чтоб не лишиться сознания и собрать себя воедино.