Директриса стояла рядом с ней, и ее распирало от гордости.
***
Учительница английского водила Майю по олимпиадам, причем умудрялась втискивать во все возрастные группы, кроме старшеклассников. И всегда Майя занимала первые места.
Награды и подарки дождем проливались на Майю. Интернатские дети традиционно недолюбливают «любимчиков», и превратилась бы жизнь Майи в кошмар только по одному этому поводу, но добрая Майя так сострадала детям, которые и не ведали того счастья, что получила она, живя с мамой и папой в сказочной Индии, что всякий раз, возвращаясь с грудой подарков, она раздавала их ребятам. Подарков было много, но детей еще больше, и сердобольная Майя отдавала все до последнего, не оставляя себе ничего и, таким образом, снимала любые возможные претензии к ее везению. Позже Майя стала не просто раздавать подарки, а устраивала из этого настоящий ритуал: называла имя девочки или мальчика и все остальные должны были похвалить претендента на подарок.
Таким образом, дети получали подарки за доброту, отзывчивость, способность помочь, поддержать и тому подобное. В результате такой игры они начинали думать друг о друге исключительно позитивно, и тепло этого позитива шло от Майи. Так она стала не то чтобы любимицей группы, а девочкой, в свете души которой все нуждались.
***
Шли годы, изменилась страна, изменился интернат. Все чаще поступали дети, не способные не только жить в группе, но и попросту контролировать себя. Девочки стали драться, среди мальчиков распространилась поножовщина, воспитатели стали бояться детей и пытались без острой необходимости не общаться с питомцами. Майе тем временем исполнилось тринадцать лет, и она полностью адаптировалась в сиротской среде.
Как-то в конце апреля пятнадцатилетняя Полина, державшая в своих руках весь интернат, объявила:
– Первого мая бежим. Бежим всем интернатом. Пока в Питер, а там посмотрим.
Судьба Полины, если это было правдой, была наполнена самыми неожиданными, порой мистическими событиями.
– Мама моя, – рассказывала Полина, – безумно влюбилась в красивого, как голливудский актер, бизнесмена, на которого работала. Тот любил женщин, а мама была олицетворением женского обаяния и, оказавшись в его объятиях, не устояла. Так родилась я, – глубокомысленно заключила Полина. – Мама была гордой, не стала напрашиваться к отцу в жены, задолго до моего рождения ушла с его меховой фабрики и стала шить шубы на дому, частным образом, благо клиенты у нее, модного мехового мастера, не переводились. Мне ни в чем не было отказа. С трех лет мама водила меня в школу творчества, где с нами чем только ни занимались: и рисованием, и борьбой, и музыкой, и вокалом. Я с удовольствием училась игре на фортепиано, так что и сейчас помню кое-какие пьески. Мама много работала, брала сразу несколько заказов, шила из дорогого меха, и кто-то решил, что в нашей квартире есть чем поживиться. Помню, вернулась я из школы, счастливая – мне в этот день поставили первую оценку – и оценка эта была пятеркой. Так вот, возвращаюсь я домой, а входная дверь открыта. Вхожу, вся квартира в крови, а мама лежит посередине комнаты в ножевых ранах. Я как заорала и с перепугу не могла ни замолчать, ни сдвинуться с места. Прибежали на крик соседи унесли меня к себе, а я все кричу и кричу. Уже голоса нет, а я все кричу. Кричала до тех пор, пока врачи не сделали мне укол, и я не отключилась. Не помню, что со мной было и где я находилась, но в себя я пришла только в детдоме. Помню, устраивала истерики, требовала отвести меня к маме, а мне отвечали, что ее уже похоронили. А я все ревела и спрашивала: «Ну почему меня не взяли на похороны?» – но все разводили руками. А что они могли мне ответить? Я теперь думаю, что ее и не хоронили вовсе, ведь родственников-то у нас не было. Как выяснилось, зарезала и ограбила маму ее подруга, тетя Жанна. Добрая такая была, без подарка для меня ни разу к нам не приходила. Когда на следствии, куда меня без конца зачем-то таскали, у нее спросили: «А Полину вам не жалко было?», вы не поверите, она ответила, что хотела меня удочерить. Если бы ее не вычислили, я бы могла сейчас обнимать убийцу своей матери, сидя у нее на коленях. Вот картинка, обхохочешься.