— Ты хоть знаешь что я? Я — Фрамгар, Тихая Сабля! Да я такое видал, что скорее в рот тебе насру, чем ты из… меня… хоть слово! А-а-а!
— Поздравляю, — разнесся в пещере мой похолодевший тоном голос. — Взбесил.
Уже спустя пяток минут пленник наглядно показал не только часть внутренностей, но и то, что прозвищу он не соответствует. Сабля есть, вон валяется, но Тихим его не назовешь. Орет так, что от пещерного эха в ушах писк стоит.
Может, во мне частичка от энергии Небес взыграла, а может сам чуток садистом стал, но приносить этому гаду воздаяние болью совсем не противно. Грехов за гнилой душонкой столько, что тошнит.
Некоторые Ангелы подобное дело любили не меньше Демонов, только оправдывали это не темной сутью, а Законами Небес. Я будто нужную, но тяжелую работу выполняю.
Крики, переходящие в визг и мольбы меня не трогали, пока он не стал покорным и готовым на все, лишь бы экзекуция прекратилась. Если бы он знал, что я заставлял молить и кричать о пощаде настоящих Демонов, был бы не таким ерепенистым.
Так что… Один избитый кусок наглого дерьма спустя. Куча тряпья, крови и вывернутых не туда конечностей вяло сипит сорванным голосом:
— Фестиваль Черепов это событие, происходящее раз в год, ровно в середине зимы. Длится пять дней. О нем знают только самые сильные или старожилы Ущелья. Но слухи иногда просачиваются, так что вот почему сюда стекается так много наших. Рассказывать о Фестивале типам вроде тебя — табу. Кха-кха, в глотке так сухо. В-воды… Прошу, воды!
— Дам тебе потом льда погрызть, — пнул я урода, криво усмехнулся, глядя на разбросанные то тут, то там зубы. — Ах да, тебе уже нечем. Хочешь, чтобы я продолжил?
Простой вопрос заставил его извиваться по земле, как червяку и хрипеть с такой мольбой, что даже статуи из камня бы сжалились.
— Нет! Нет-нет, умоляю, нет!
Но я не статуя, это раз. И я все еще прекрасно вижу десятки тел у стен, убитые этим куском урода, это два. Так что мужику достался еще один пинок прямо по уже поломанным пальцам и безразличное:
— Тогда говори. На ваши табу мне плевать.
Меня не трогают ни его мольбы, ни его боль. Что такое его мелкие мучения и преступления, против ужасов горящих городов посреди Цикла? То, что он считает невыносимыми пытками, в моих глазах смех один.
Побывав хотя бы минуту в руках Демонов из Легиона Боли, он бы познал другой страх. Страх того, что врагам плевать, что ты говоришь, какую информацию хранишь, кому вы важен, где ты нужен и сколько у тебя почета или власти…
Мужчина ты, женщина, старуха или ребенок. Все это неважно перед существами, способными многократно превосходить смысл слова садизм. По сравнению с ними я тут сам как ребенок в куколки играюсь.